— Да, помню. Конечно, помню.

— Она учится в институте, на четвертом курсе. И ей нужны общие тетради. Просто дефицит какой-то…

— Ну, о чем разговор. Обязательно пришлю. Я так благодарен тебе за все!

Поезд тронулся, Петров махал на прощание рукой. Теперь Наталья плакала.

Никаких тетрадей, конечно, Петров так никогда и не вышлет.

III. БУМЕРАНГ

III. БУМЕРАНГ

В то время у Петрова еще не было квартиры. Жена, сын были, а квартиры — нет. В редакции, как и на всякой работе, квартиру обещали из года в год, — Петровы терпеливо ждали. А пока снимали жилплощадь.

Однажды вечером перед сном жена Петрова спросила у мужа:

— Ты замечаешь? — и показала на живот.

Петров кивнул.

— Ну и?.. — голос Люсьен звучал с некоторым вызовом.

— Будто сама не знаешь, — ответил Петров.

— Ну да, н а м  все равно, страдать иль наслаждаться? — с горькой усмешкой проговорила Люсьен, подчеркивая слово «нам»: тебе, мол, наслаждаться, а мне страдать, так, что ли?

— Куда нам второго? — спросил Петров.

— Для жизни, — ответила Люсьен.

— Для жизни. А какой — собачьей? — Петров лег в постель, натянул до подбородка одеяло, закрыл веки, показывая: все, хватит, пора спать.

У Люсьен навернулись на глаза слезы. Закусив губу, она подошла к детской кроватке, в которой давно безмятежно спал сын. Она смотрела на его чистое, раскрасневшееся во сне лицо, на пухлые полураскрытые губы, которые изредка шевелились, будто сын хотел что-то сказать, смотрела на его пушистые, вьющиеся тонкие волосы, слегка повлажневшие от горячего, как бы обморочного сна; потом поправила на сыне одеяло, выпростала его руки наружу, чтобы малышу было не так жарко-томительно спать, — и сердце ее, как уже много раз в жизни, облилось теплой волной жалости и любви ко всему малому, беззащитному и хрупкому.

— Разве он у нас щенок? — прошептала она.