Итак, завтра он должен был уезжать. А сегодня сидел за столом и заканчивал очерк. В сущности, он его написал. И теперь проходился по тексту строгим пером. Сокращал. Убирал красивости. Усиливал финал, диалоги. Драматизировал борьбу Лихачевой и Боброва. Очерком он мог быть доволен. Высосан из пальца, конечно, но вполне реалистичен. А поскольку главный герой — образ собирательный, претензий ни с чьей стороны быть не может. Володю Зинченко он сделал Толей Бимченко, Лихачеву — Лохмачевой, а Боброва — Сусликовым. Все остальное в таком же духе.

И вот тут как раз раздался телефонный звонок.

Петров привык к звонкам: обычно Наталья звонила ему по три-четыре раза в день. Просто так — поболтать, поинтересоваться, как у него продвигается очерк, спросить: соскучился ли по ней? Спросить: что ел на обед? И так далее.

Петров снял телефонную трубку:

— Слушаю.

— Дима, ты что, вернулся? — пропел удивленно игривый женский голос.

— Нет, это не Дима.

— А кто же это, если не Дима? Очень голос знакомый…

Петрову, между прочим, тоже показалось, что он слышал где-то эту напевную мягкость. И он наугад сказал:

— А мы с вами и знакомы.

— Да неужели? Кто же вы?

— Нехорошо не узнавать старых друзей.

— Честное слово, не узнаю… Что-то знакомое-знакомое, а никак не пойму…

И тут Петрова осенило: это же Саша! Натальина подруга, с которой они вместе приезжали в Москву.

— Ах, Саша, Саша, — сказал Петров с глубокой укоризной. — Таких друзей забыла, а еще клялась в любви.

— Я клялась? — Она весело рассмеялась. — Кому? Когда? Кто вы, наконец?

— Помнишь, Саша, Москву, Савеловский вокзал, квартиру Юрика Устьянцева…

— Влад, неужто ты?! — потрясенно прошептала Саша.

— Птичка, не узнаешь старых друзей.

— Откуда ты? Когда приехал?