…Андрей уже дважды просыпался, дважды, как будто его резали, кричал тонким истошным криком — требовал есть; наученная Тамарой Васильевной, Татьяна распеленывала его, подмывала, укутывала во все чистое и сухое, Эльвира Аркадьевна разогревала тем временем молоко, сварили даже жидкую манную кашу, но кашу Андрей не признал, пыхтел и отфыркивался от нее, как котенок (один раз, встретившись глазами, Эльвира Аркадьевна и Татьяна даже невольно улыбнулись друг другу), в общем — признавал Андрей только молоко, а когда наедался, становился важным и вялым, как старенький генерал на затянувшемся банкете: закрывал глаза и начинал мирно-тихо посапывать, и ничто в мире его больше не интересовало, даже не тревожило и то, что нет рядом родной матери. Разговоры о ней все продолжались, Анатолий наконец не выдержал, разозлился, наорал на них — на мать он кричал, кажется, впервые в жизни, кричал, что они две дуры — старая и молодая, какая-то шизофреничка притащила им ребенка, подбросила, как щенка, а они трясутся над ним, с ложечки кормят, с сосочки поят, тьфу!.. А что делать? Он же есть хочет? — оправдывалась Эльвира Аркадьевна. Ну и черт с вами! — Анатолий хлопнул дверью и заперся в кабинете отца.

Заперся — но ненадолго. Потому что вернулся как раз с работы Ефим Ефимович, в руках он держал, вместе с газетами и журналами, конверт, на котором не было написано никакого адреса, а только выведено крупными буквами: МЕЛЬНИКОВЫМ.

— Фу, устал, как сто чертей, — отпыхивался Ефим Ефимович, раздеваясь в прихожей.

— Что так поздно сегодня? — Эльвира Аркадьевна старалась скрыть свою растерянность и поэтому спросила то, о чем обычно никогда не спрашивала.

— Говорю же — совещание затянулось. Устал, как сто чертей. На-ка, держи. — И протянул жене конверт.

— От кого это?

— А черт его знает. Распечатай — узнаешь.

Поначалу Эльвира Аркадьевна читала письмо громко и внятно, но чем дальше, тем голос ее и слова становились неразборчивей.

— Ты чего там, молишься, что ли? — грубовато спросил Ефим Ефимович.

Эльвира Аркадьевна вздрогнула, протянула мужу листок.

— «АНАТОЛИЙ! — начал он читать, посмотрел вопросительно на жену: это, мол, Тольке, не нам! Читай, читай! — попросила его взглядом Эльвира Аркадьевна. — АНАТОЛИЙ! — повторил Ефим Ефимович. — ПРИВЕЗЛА ТЕБЕ ПОДАРОК, КАК ОБЕЩАЛА. ЗОВУТ АНДРЮХОЙ. МНЕ ОН НЕ НУЖЕН. АВОСЬ ТЕБЕ ПРИГОДИТСЯ, КТО Я ТАКАЯ, ТЫ ЗНАЕШЬ. ИСКАТЬ МЕНЯ БЕСПОЛЕЗНО — ГДЕ ЖИЛА, УЖЕ НЕ ЖИВУ, ОТОВСЮДУ ВЫПИСАЛАСЬ, НЕ ДРЕЙФЬ! ОТ СЫНА ОТКАЗЫВАЮСЬ».

— Что за галиматья?! — Ефим Ефимович взглянул на Эльвиру Аркадьевну как бы с презрением, оттопырив полную нижнюю губу.