Недавняя тишина сменилась воем и грохотом, голубое небо испачкали разрывы шрапнели.

Через несколько дней на огневую пришел комбат.

— Крылов, ты обращался в особый отдел?

— Да.

— Иди в полк, там тебя ждут.

Капитан, сменивший Суркова, угловатый, крепко сколоченный человек лет тридцати пяти, повернул к Крылову скуластое лицо.

— Познакомься с ответом на твой запрос.

Крылов взял лист, нашел главное: «…Сообщаем, что партизанка Ольга Владимировна Кудинова в списках живых, а также погибших не значится, и ее следует считать пропавшей без вести».

Итак, никаких следов. Крылов покинул землянку, не узнав ничего нового. По-прежнему оставалась неизвестность с ее надеждами и сомнениями.

…Не спеша пошел по дороге вдоль опушки леса. Мысли у него были неопределенные. Из этого состояния его вывела загрохотавшая передовая.

Он ускорил шаг, побежал.

Лес кончился, он пересек лощину, миновал позиции батальонных минометчиков. Оставалось перебежать бугор с редкими деревьями, а там он уже будет дома.

Он добежал до деревьев, и здесь боль судорогою свела его тело. Он упал навзничь. Над ним на светлом небе покачивались листья березы — как в детстве, когда он лежал на опушке рощи и смотрел вверх. А потом не стало ни листьев, ни неба. «Нам всегда чего-то недостает», — мелькнула, угасая, пронзительно-горькая мысль.

Возбужденный от бега пехотинец склонился над Крыловым.

— Никак еще жив. Дышит. Зови санитара!

Солдат добрался до траншеи, увидел противотанковое орудие.

— Браток, нет ли санитара? Там старшина лежит.

— Какой… старшина?

— Молодой, с орденами.

Камзолов несколько мгновений стоял, не двигаясь, потом, словно очнувшись, бросился бежать по ходу сообщения.