У каждого человека была своя «линия», но общая истина от этого не переставала существовать. Все зависело от того, вписывались ли частные линии в общую, в главную — в патриотическое движение народа.
Лейтенант Пах воспитывал в курсантах чувство взаимопомощи, он был бескорыстен, действительно заботился о подчиненных, а в прошлом рисковал жизнью, спасая товарища.
Ковшов и Рябинин жили текущим днем, но для них было само собой разумеющимся, что скоро — опять на фронт.
«А у меня — какая линия у меня? — спрашивал себя Крылов. — Есть ли во мне что-нибудь нестандартное?»
Ответить на этот вопрос было непросто. Главное, он — жил, впитывал в себя новые впечатления и новый опыт. Возможно, когда-нибудь все это пригодится.
* * *
В феврале курсантам вручили удостоверения механиков-водителей третьего класса. Лейтенант Пах в последний раз собрал своих подопечных.
— Ну вот и расстаемся. Всякое бывало — не поминайте лихом. А вы, — он взглянул на Ковшова и Рябинина, — не вздумайте в рванье приехать. Чтобы там не подумали, что Пах им голодранцев шлет. Ясно? Все…
Он небрежно приложил руку к шапке и вышел из круга. Крылову показалось, что Пах был по-человечески слаб и нездоров: слишком уж прямо он держался, будто пересиливал в себе боль. Крылов последовал за ним. За дверью Пах ссутулился, с минуту стоял в позе чересчур усталого человека, потом закурил и начал тихо спускаться вниз по ступенькам.
— Товарищ лейтенант, разрешите прикурить!
Пах остановился, взглянул на него красноватыми глазами, чиркнул зажигалкой:
— Видел? Вот так. До конца войны дотяну, потом в пенсионеры.
— Можно задать вам вопрос?
— Давай говори.
— Какая у вас довоенная профессия?
— Бухгалтер, Крылов. Чернильная душа. Все?
— Все, товарищ лейтенант.
— Настырный ты. — Пах протянул узкую суховатую ладонь.
Так вот и промелькнул в жизни Крылова этот необычный, обгоревший в прямом и переносном смысле слова человек. Война, наверное, скоро кончится, но она еще долго будет напоминать о себе в таких людях, как лейтенант Пах. А может быть, и в нем, в Крылове.