— Вот ведь какие бывают люди… — задумчиво проговорил Юлаев.

11 ЗА ВСЕ НАДО ПЛАТИТЬ

11

ЗА ВСЕ НАДО ПЛАТИТЬ

Рано или поздно жизнь предъявляет человеку свой счет. Приходит час, и один за другим сурово и неотвратимо встают перед ним требовательные вопросы: «Кто ты как личность? Ради чего живешь на свете? Какой оставляешь на земле след? Что доброго и значительного сделал для людей?» Потребность в самооценке возникает из жизненного опыта, особенно если человек не доволен собой, или если у него взбудоражена совесть. Тогда от собственного суда не укрыться ни за какой стеной: от себя самого не уйти никому.

Не ушел и Левка Грошов. Казалось бы, и тревожиться не о чем: он на третьем курсе, жив-здоров, и ничто его положению не угрожает, а он все чаще ощущал неприятное беспокойство. Оно охватывало его на людях — одно их присутствие действовало теперь на него угнетающе. Раньше ему претила сама мысль, что у него могли быть какие-нибудь обязанности перед ними, а теперь он замечал, что из-за своей позиции в жизни он нес непоправимые потери: у него никогда не было друзей. Ребята, с которыми ему хотелось бы дружить, избегали его, а тех, кто сам стремился завязать с ним дружбу, он ценил невысоко. Чем больше он раздумывал о себе, тем меньше гордился своими успехами: в них всегда была червоточина, всегда нечто такое, о чем лучше помалкивать. Он уклонился от военной службы и фронта, а теперь это тревожило его: скоро солдаты вернутся домой, пожнут заслуженное уважение к себе, а ему придется довольствоваться самой скромной долей. И ничего не поделаешь: отчета у него потребует не какое-то конкретное лицо, с которым можно было бы взаимовыгодно договориться, а время.

Левка ждал на перроне Раю Павлову. Узелок тут тоже непростой.

Хотя Левка и добился от нее, чего хотел, победителем себя он не чувствовал. Рая опаздывала. Это раздражало его, он даже порывался уехать, но не уехал: Рая смягчала его одиночество, ему не хотелось бы потерять ее.

Рядом, опираясь на трость, остановился скуластый человек лет тридцати в ношеном-переношеном солдатском обмундировании, какое выдавали в госпиталях тем, кого списывали по инвалидности.

— Прикурить нет, пижон?

— Некурящий.

— Здоровье, что ли, не позволяет? — скуластый с любопытством оглядывал Левку.

— Проходите, гражданин, мимо.

— Успею, мне теперь спешить некуда: отвоевался старшина Брыль. А ты, пижон, воевал?

— Я не обязан отвечать на ваши вопросы, — Левка растерялся: этот тип нащупал у него самое слабое место.

— Ишь ты, не обязан. Подожди, и с тебя спросится!