Волынов оказался будто созданным для совхозной жизни, требующей постоянных усилий по устранению всяких дыр и неприятностей. Если он не чинил на ферме трубы водопровода, разорванные морозом, и не устранял неисправность на энергоподстанции, и не ковырялся в гараже, то сидел в крошечном своем парторговском кабинетике. Дома он только спал и ел, на его собственной газовой плитке с полгода не работала одна из конфорок. В любое время дня и ночи его могли — кто угодно — позвать, и он выходил, порой покачиваясь, еще спя на ходу. Когда Олег его спрашивал: ты что так уродуешься, ведь и другие должны что-то делать? — Степан искренне удивлялся: да разве это работа? На свежем воздухе, да на солнышке, ну, при луне, если ночь. Это — отдых, а не работа. Вот в забое — там да, была работа. Директор не мог надышаться на Степана, случаев, когда тот просто спасал совхоз, было не счесть.

Рядом с Волыновыми в еще одном новом доме жили со своей девочкой сестра Лиды Соня с мужем Петей, плановиком. И еще рядом — мать-одиночка Феня, сестра Пети, с сыном-старшеклассником. С помощью этих и многих других людей, наехавших со всех концов страны, стронулось что-то в делах совхоза, и он за два года переехал с последнего места в районе на пятое с конца.

Олег и Лида прожили в совхозе недолго — уже через год Жилин, неожиданно подобрев, нашел на полигоне ставку для Лиды. Институт энергетических проблем проявил заинтересованность в Олеге, взял его старшим научным сотрудником, представил обоим и временное жилье, сначала — жуткую развалюху, сейчас — получше. Светозар ушел из пастухов, Ольховскую ферму закрыли.

Но «Нью-Васюки» в каком-то смысле воплотились в жизнь. Совхоз стал своим, как бы подшефным, родственным, Орешкины и Дьяконовы регулярно наезжали на грибы и ягоды и в Ольховку, что на берегу Волги, в пустующий теперь большей частью дом Светозара, и в Мериново — подальше в леса и болота, в дом, который купили себе Волыновы. Сначала без детей, теперь все чаще — с ними. Одной из главных тем в общих разговорах, уже и в Москве, постепенно стала деревенская тема, и новости на продовольственном фронте обсуждались порой с той же горячностью, как и проблемы с подрастающими детьми, как вопрос о роли философии в развитии естественных наук, как новости с доля несмолкающей битвы мобилистов и фиксистов в геонауках, где начала уже свое участие в военных действиях дьяконовская Гипотеза, вызывая то ликование, то растерянность по обе стороны баррикад.

3

От стеклозавода к Меринову, вблизи которого были крупнейшие в районе торфоразработки, вела узкоколейка, проложенная еще в войну. Другого пути не было. Либо пешком по шпалам восемь километров, либо на мотовозе. Олег, Светозар по пути в Ольховку несколько раз добирались с грузом именно на мотовозе. («Ничего страшнее в жизни не испытывал», — признавался Дьяконов, большой дока по части разного рода страхов.) Вадиму не повезло и на этот раз: мотовоз, как всегда в его приезды, накануне 31 декабря сошел с рельсов. Путь считается выведенным из строя, требующим починки, которая возможна лишь после новогодних празднеств. Мать-одиночка Феня, веселая, бойкая, певучая хохлушка, начинавшая в совхозе экономистом, а теперь, не выдержавшая разгильдяйства на животноводческом участке совхозных дел и по собственному ее желанию переведенная в заведующие молочной фермой, организовала было лошадь и розвальни, но самый опытный возница в совхозе все же отказался ехать: мороза все не было, под тонким снежным слоем в лесу ухало и чавкало болото.