С ужасом смотрела она, как догорала крыша, как оголились перекрытия, по которым стремительно, как тысячи огненных пауков, побежали трепетные огоньки.

— Отстоять третий барак! — раздался чей-то зычный голос. — Все силы на третий барак!

И десятки людей с лестницами, баграми, ведрами кинулись к третьему бараку. Несколько человек, еще возившихся во втором, выпрыгнули из окон и тоже перебежали к третьему бараку. Среди них Инка увидела красное, в черных пятнах сажи лицо Валентина, его изодранную на груди и плече рубашку.

— Валя! — окликнула его Инка, но он не услышал.

Вдруг среди людей, стоявших около спасенных вещей, раздался отчаянный крик:

— Люди-граждане! Там Славик остался... Спасите Славика!

Тревожно, осуждающе загудела толпа:

— Дитя забыла!

— Ну и мамаша!

— Зачем упрекать, лучше бы кинулись спасать ребенка!

— Вот и кидайся, если ты такая смелая!

Женщина со стоном рванулась к горящему бараку, пробежала вдоль настежь распахнутых окон, в которых уже плясало пламя, и, найдя свое окно, на мгновение остановилась, решая, как ловчее заскочить туда. Но ее опередила Ряпушкина:

— Анфиса, ты?

— Ой, Инночка, Славик наш... там...

— Ничего, я сейчас! — И с этими словами маленькая, худенькая Инка ухватилась руками за раму, быстро перекинула через подоконник ноги и исчезла в розоватом дыму.

Прошла минута... две... три... Инка не показывалась.

Рухнуло перекрытие, и из крайнего окна вместе с пылью и дымом вырвалось наружу черное пламя.

— Пропала девушка!

И в то мгновение, когда догорающие балки треснули, осели и стали медленно падать, сквозь дым и пламя, крепко прижимая к груди завернутого в одеяльце ребенка, к окну пробилась Инка.

Вскочить вместе с Славиком на подоконник у нее не было сил, и Инка, мотая головой и задыхаясь, сдавленным голосом крикнула: