За время, что Денбей находился в Якутске, жители городка и окрестных деревень приходили на него смотреть. Небольшого роста, щуплый, с узкими глазами на скуластом лице, он сидел на меховой подстилке, забившись в темный угол избы, боясь встретиться взглядом с рослыми бородатыми мужиками и дородными бабами в пестрых широких юбках, не понимая, что они нашли в нем диковинного. Но эти чужие люди ни разу не обидели его, а некоторые даже приносили ему кое-что из харчей, хотя японец не съедал и половины того, что ему готовила три раза в день старушка Аграфена, приставленная за ним ухаживать.

Кое-каким русским словам японец научился еще в пути, а в Якутске он усвоил много других слов, так что к зиме он уже мог понемногу изъясняться на ломаном русском языке, и это значительно облегчило ему жизнь на чужбине.

Понимая, что слишком далеко заехал, Денбей выкинул из головы мысль о возвращении на родину, где остались жена и двое детей. Когда он думал о горькой участи своих товарищей, утонувших в океане и умерших на далеком острове от голода, то благодарил судьбу, что она даровала ему жизнь, а живому человеку всегда есть на что надеяться.

Когда однажды воевода пришел к нему и сообщил, что сам государь-император приказал доставить его, иноземца, в русскую столицу, Денбей не поверил и весь день просидел в своем закуте молчаливый, мрачный, не прикоснувшись к еде. Он даже к ночи прикинулся больным, но тотчас же явился лекарь, пустил ему кровь и напоил каким-то горьким настоем из лесных трав.

Так продолжалось четыре дня. В конце концов Денбею надоело терпеть боль от кровопускания и пить ужасную сивуху, и он, к радости воеводы, заявил, что совершенно здоров.

Назавтра, чуть свет, когда над рекой еще плыл морозный туман, Денбея разбудил казачий пятидесятник Иван Софронеев — высокий, косая сажень в плечах, мужик с рыжей окладистой бородой — и велел собираться в дорогу. Софронеев принес японцу меховые унты, заячью шапку-ушанку, козью доху мехом наружу.

— Вставай, милый, неча шкуру мять, — сказал Иван и весело прибавил: — Кто рано встает, тому бог дает!

Пока Денбей одевался, Софронеев сходил в приказную избу, справил подорожную, получил «для иноземца на одежу два кумача да девятнадцать аршин без чети крашенины, да на корм в пути и на обуви два рубли шестнадцать алтын и четыре деньги».

Санаяк оленей был куплен накануне.

18 февраля 1701 года, в тихий морозный полдень, тронулись в дальний путь, который Иван Софронеев уже дважды за свою жизнь проделал и поэтому удостоился чести везти японца в Москву.