— Так вот, дорогой мой, — после краткого молчания сказал Зотов, — калан, или морская выдра, редкостный морской зверь. Во всем мире не было и нет меха лучше и дороже каланьего по красоте, нежности, шелковистому блеску каждой остинки и, главное, по прочности. Недаром в старину за шкуру калана платили чистым золотом — вес за вес, как за корень женьшень, хотя в то время у берегов Камчатки и Курил были целые лежбища каланов. Но истребляли их в прежние годы безжалостно. Ныне один-единственный, к счастью заповедный, уголок, где сохранились каланы, это мыс Кастрикум на острове Уруп. Предупреждаю: если вам не удастся побывать там, считайте свою поездку на Курилы несостоявшейся!

Я заранее знал, что скорей всего не попаду на Уруп — один из дальних островов Курильской гряды, но Василий Мокеевич так разжег во мне любопытство, что я готов был до утра слушать сказку о каланах.

По словам Зотова, в повадках каланов столько ловкости, нежности, красоты, грации, что невольно начиняешь верить древней айнской легенде, будто каланы — это люди, которых небесные силы почему-то превратили в морских зверей, хотя, как известно, не у каждого человека обнаружишь одновременно столько завидных качеств.

— Вам когда-нибудь приходилось видеть лебедей на озерах, когда они часами охорашиваются, прочесывая и протирая клювом каждое перышко? — спросил Зотов. Вот так же и каланы. Вылезая из воды на прибрежные рифы и опрядыши, они долго отжимают передними лапами мех, потом тщательно протирают его, доводя до зеркального блеска. А с какой нежностью самки относятся к своему детенышу, с которым целый год не расстаются! Совершая большие плавания на спине, они держат в объятиях каланчика, крепко прижимая его к груди. Нет, дорогой мой, все это надо видеть самому.

— Сколько же нынче на Урупе каланов?

— Мало. — И, подумав, сказал: — Около двух тысяч, не больше. Но ведь с тех пор как мы вернули Курилы, прошло всего двадцать лет. А каланы размножаются медленно: больше одного детеныша самка не приносит.

И опять стал требовать, чтобы я непременно побывал на Урупе в поселке Кастрикум, потому что из всех ста чудес, которые мне предстоит увидеть на Курилах, каланы — самое большое чудо.

Но я молчал, и Зотов, видимо, принял мое молчание за согласие и успокоился: лег, натянул одеяло и через минуту заснул крепким сном.

А я еще долго не мог уснуть. Я думал о чудесах, обещанных мне Василием Мокеевичем на Курилах.

Если бы мне удалось увидеть хотя бы десять чудес из ста, и то бы я благодарил судьбу, что она не обошла меня в этой поездке…