Издали казалось, что весь Арий Камень с его наклонной пологой вершиной дрожит и шевелится и вот-вот тронется с места и уплывет в море...

А на узком пляже, усеянном песком и галькой, среди бесформенных серых валунов лежали котики, и, когда они присоединяли свой многоголосый рев к крику пернатых, от этого чудовищного шума можно было сойти с ума.

Но странное дело: когда катер подошел к берегу и потом, когда врезался в узкую песчаную косу, котики даже не шевельнулись и не глянули в нашу сторону, словно им было лень.

Позже я узнал, что глаза у котиков устроены так, что только под водой приобретают особенную зоркость, что двигаться по суше котикам невыносимо трудно, и поэтому они так близко подпускают к себе.

Вскоре мы с Шабановым очутились в самом центре лежбища, где главенствовал огромный с седоватой гривой и длинными отвислыми усами секач. Несколько минут он сидел смирно на широком сером валуне, безучастно поглядывая на нас из-под косматых бровей; потом медленно, как бы нехотя, зашевелился и начал неуклюже сползать вниз. Вот он зашлепал своими широкими мягкими ластами по гальке, грузно переваливаясь жирным телом. Сразу пришло в движение все стадо. Расступаясь, котики освобождали секачу дорогу, но многие не успевали отодвинуться, и секач, переползая через них, наваливался всей своей огромной тяжестью, так что бедные котики, казалось, вот-вот испустят дух...

Но стоило секачу скатиться в море, как он сразу же приобрел удивительную ловкость и подвижность и начал вытворять такое, что вокруг него кипела и пенилась вода.

Однако не думайте, что стадо осталось без секача. Другой, такой же огромный самец взобрался на освободившийся валун и царственно уселся на нем, подняв круглую морду с седыми усами.

Не меньше часа ходили мы среди котиков (я таскал за Шабановым треногу и по его указанию устанавливал то в одном, то в другом месте), и никто решительно — ни секачи, ни «холостяки», ни самки не пытались нам угрожать, а серые, добродушные сеголетки даже подкатывались к нашим ногам, и, чтобы не наступить им на ласты, приходилось шагать через них.

Не скажу, чтобы Шабанов был доволен съемкой, потому что солнце уже опустилось и света явно не хватало. Надеяться на завтрашний день было рискованно — погода здесь резко меняется.

Вечером, когда мы сидели в бараке у зверобоев и пили чай, к гулу морского прилива присоединился рев всех ста тысяч котиков, скопившихся на пляже, и крик нескольких миллионов кайр, занявших Арий Камень. И весь островок — шестьсот метров в длину и восемьсот в ширину — буквально заходил ходуном, как во время землетрясения. Казалось, рушатся береговые скалы, и огромные каменные глыбы падают с высоты в бушующее море, и вот-вот дойдет черед до барака, где мы сидим.