Оскар О’Брайен хмыкнул и вынул изо рта сигару, которая неизменно торчала между его полными губами. В комнате уже столбом висел дым, что Ниму совсем не нравилось. Однако, сидя в гостях у О’Брайена, протестовать казалось неуместным.
– Я за то, чтобы попробовать, – произнес юрист. – С чего начнем?
На нем были старые серые штаны, висевшие на ремне под выпирающим брюшком, мешковатый свитер и лоферы на босу ногу.
– Я подготовил выжимку. – Ним открыл портфель и раздал присутствующим бумаги. В документе содержалась вся информация о «Друзьях свободы» и Йоргосе Аршамбо, опубликованная после конференции НИЭ. Основная часть была взята из репортажей Нэнси Молино. Ним подождал, пока остальные дочитают. – Вам известна какая-нибудь дополнительная информация, которая сюда не попала?
– Кое-что есть, – откликнулся Гарри Лондон.
Начальник отдела защиты собственности сегодня при встрече с Нимом вел себя холодновато – вероятно, памятуя их стычку два дня назад, – однако теперь заговорил нормальным тоном:
– Мои друзья в правоохранительных органах иногда мне кое-что рассказывают…
По контрасту с остальными, включая Нима, который тоже был одет неформально, Гарри Лондон выглядел безупречно: бежевые брюки с идеально отглаженными стрелками, накрахмаленная рубашка-сафари, носки в тон и начищенные до блеска кожаные туфли.
– В газетах упоминалось, что найден дневник Аршамбо, – сказал Гарри Лондон. – Тут об этом говорится. – Он постучал пальцем по составленному Нимом резюме. – Но здесь не говорится о содержании дневника – его не публиковали, потому что окружной прокурор надеется им воспользоваться в суде.
– А ты видел дневник? – спросила Тереза Ван Бюрен.
– Мне показывали ксерокопию.
Гарри Лондон, отметил про себя Ним, рассказывал в своей обычной манере – спокойно и методично.
– Так что там было-то, в этом чертовом дневнике? – не выдержал О’Брайен.
– Не помню. – Все разочарованно вздохнули – и вновь напряглись, когда Гарри продолжил: – Точнее, помню не все. – Последовала еще одна пауза. – По дневнику можно сказать две вещи. Во-первых, автор действительно тщеславен и самолюбив – все как мы говорили, может, даже больше. Во-вторых, когда начинаешь читать его писанину, сразу понимаешь: он, что называется, графоман – не может не писать.
– Но таких множество, – сказала Тереза. – Это все?
– Да.
Лондон, казалось, был разочарован реакцией, и Ним быстро заступился за него:
– Не отмахивайся от информации, Тесс. Каждая деталь потенциально важна.
– Скажи, Гарри, а ты что-нибудь можешь сказать про почерк в дневнике? – спросил Оскар О’Брайен.