— Твой рассказ сам по себе, пожалуй, понятен, — мягко произнесла Кёко. — Твоё прекрасное здоровье — лучшее тому доказательство.

Однако история Нацуо произвела на неё впечатление. В его лиричности Кёко увидела обоснование собственного образа жизни. А покрасневшие щёки этого вечно спокойного, молча улыбавшегося юноши, впервые блеснувшего красноречием, говорили о сочувствии, которое она прежде не замечала.

Кёко ни на шаг не отступила от женской позиции. Её сильной стороной было утопить всё в женской логике.

— Предложи гостю ещё, — небрежно сказала она дочери. Масако с радостью отбросила тетрадь по математике и подошла налить Нацуо коньяк.

«Интересно, — подумал Нацуо, — до которого часа Кёко разрешит ей не ложиться спать?»

Он хотел бы навсегда остаться в этом доме. При мысли, что вот он уже уезжает и сегодня последний вечер перед возвращением мужа Кёко, осязаемо нахлынуло сожаление. Нацуо обвёл дом туманным взглядом. И проявились фигуры друзей былых времён. Удобно развалившись на пустых, непривычно новых креслах, они болтали, когда хотелось болтать, пили, когда хотелось выпить, уходили, когда хотели уйти, — в общем, вели себя совершенно свободно.

Задумчивый Осаму в яркой рубашке, заключённый в клетку собственной красоты, с праздным видом рассеянно опёрся на подлокотник. Сюнкити стоит у камина, напряжённый, будто в ожидании противника, на лице, привыкшем к ударам, остро сверкают глаза. Сэйитиро в скромном пиджаке, небрежно ослабив узел скромного галстука, очень пьяный, вещает:

— Мир вот-вот рухнет. Ну, вперёд, поехали!

Ощущения Нацуо сразу передались Кёко.

— Думаешь о старых друзьях? — спросила она.

— Угу, — ответил Нацуо. Это короткое признание невероятно трогало душу.

«У него вид счастливого принца. Похудевший, возмужавший, хлебнувший лиха, овладевший даром рассказчика счастливый принц. Это уже не то счастье. Когда-то он говорил, что никогда не был так счастлив, как в детстве. Что сделал с ним нарцисс? Может ли такое быть, чтобы цветок нарцисса на самом деле затмил абсолютное счастье его детских лет? Я ещё могу кое-что ему объяснить».

И Кёко сказала вслух:

— Хорошо, что ты отправляешься путешествовать. В Мексике, должно быть, полно смуглых, красивых женщин. Ты уже знаешь, как с ними обращаться?

Нацуо покраснел и не ответил. Больше слов Кёко его испугало поведение Масако. Десятилетняя девочка, услышав слова матери, подняла коротко стриженную голову от учебника по математике, которым была вроде как увлечена, и пристально уставилась на Нацуо. Её глаза влажно поблёскивали от любопытства, но были доброжелательны. Это был взгляд старшей женщины, которая, наблюдая со стороны и сочувствуя юноше, с нетерпением ждёт его ответа.