— Глупости говоришь, Бухутия, ослиная твоя башка.

— Какой я тебе Бухутия, Буху меня зовут, ясно? — вновь взорвался кладовщик. — И попрошу не оскорблять. Не выводи меня из себя, Лонгиноз, иначе несдобровать тебе, — рявкнул кладовщик.

— Глупости говоришь, Бухутия, тупица ты эдакий, — не обращая внимания на угрозу, продолжал Лонгиноз. — Не твой брезент, не твой, понял?

— Ты посмотри на него! А чей же, я тебя спрашиваю?

— «Чей, чей»! Народный он — вот чей, государственный, уразумел теперь, а? Грош цена твоему брезенту, а цемент для стройки дороже миллиона, пораскинь мозгами, Бухутия.

— Не Бухутия я тебе, слышишь? — угрожающе сжал кулаки Дараселия.

Снабженец понял, что ни силой, ни угрозами брезента он не получит, и решил сменить тактику.

— Буху... Миленький мой толстячок Буху. Вот так ты нашу дружбу ценишь, да? Ты ведь головастый мужик, посуди сам: какое богатство корове под хвост мы бросаем, пойми же ты наконец! — ласково уговаривал кладовщика Лонгиноз.

Вновь блеснула молния и прогрохотал гром.

— Бог ты мой! Пришла моя погибель! — как ужаленный подпрыгнул Лонгиноз. — Как припустит сейчас... Так где же брезент?

— Вон он, в углу, — смягчился кладовщик.

Лонгиноз привел на склад двух аробщиков. Втроем они быстро расстелили брезент по полу и ловко разрезали его ножами по размеру арбы. Потом скатали куски брезента и взвалили их на спины.

— Погрузим на мотоцикл, — распорядился Лонгиноз.

— Да его же от силы арб на десять хватит, не больше. А что с остальными делать?

— Бурками покроем, — мгновенно принял решение Лонгиноз.

— С аробщиков снимешь, а цемент покроешь, так, что ли! — недоверчиво переспросил Дараселия.

— Вот именно. А не хватит бурок, шкуру с себя сдерну, а цемент накрою, ясно? Теперь ты хоть понял, что для нас значит цемент, а?

Снова загрохотал гром, и молния голубым сиянием озарила успокоившееся лицо Лонгиноза.

— Была бы у меня твоя голова, Лонгиноз, разве я на складе бы сидел? — сказал Дараселия и тут же встрепенулся: — Что же ты стоишь? Беги, беги, а то сейчас ка‑ак польет!..