— Уча!.. Уча!.. — высоко взлетел над толпой, над рыданиями и криками, причитаниями и стонами рвущийся, жалобный крик Ции. До самой последней минуты она не верила, не хотела верить, что Уча уезжает от нее. И только тогда, когда поезд тронулся, пополз, сдвинулся, дошел до нее весь трагический смысл происходящего: Уча уезжал на войну. И, вытянув вперед руки, побежала она вслед за уходящим составом. — Уча!.. Уча!.. — отчаянно, безнадежно, загнанно кричала она и бежала, бежала за поездом, увозящим в неизвестность ее любимого.
Уча, стиснутый со всех сторон своими товарищами, не сводил глаз с бегущей Ции. Он не мог ни крикнуть, ни поднять руку, ни подать хоть какой-то, пусть даже незначительный, знак своей невесте. Он понимал, что все это уже не имеет никакого значения, ничто уже не сможет успокоить Цию.
Рядом с ним, тесно прижавшись к другу, стоял Антон. Стоял молчаливый, исполненный жалости.
Бежала за поездом Ция, и люди послушно уступали ей дорогу. А вот уже и конец перрона, но Ция неслась вперед, ничего не видя вокруг.
Антон Бачило испугался, как бы Ция не упала, и незаметно оттеснил от дверей своего друга.
Мелькнул хвост поезда, — видно, машинист заторопился, прибавил ходу, чтобы быстрее покинуть перрон скорби и отчаяния.
Провожающие, еще минуту назад причитавшие, кричавшие и плакавшие, вдруг замолкли, подались всем телом вслед за уходящим составом.
Поезд скрылся за лесом, и даже гудка паровоза уже не было слышно.
К Ции подошла Цисана. И они, обнявшись, стояли на краю платформы, до боли в глазах вглядываясь в даль. Рельсы матово отливали на солнце, безразличные к людским горестям и печалям...
Мобилизованные отхлынули от дверей и стали устраиваться в битком набитом вагоне. Присели и Антон с Учей, положив на колени тяжелые вещевые мешки. Лица провожавших постепенно растворялись в памяти, и теперь все их мысли были заняты войной. Они ехали навстречу войне, и война неумолимо надвигалась на них, сея смерть и разрушения на родной земле.
О войне они знали лишь понаслышке, по сведениям, почерпнутым из газет и радио. Какая же она на самом деле?
Уча поднялся на ноги.
— Пойду поищу Бондо, — сказал он Антону.
А поезд все набирал и набирал ход...
Люди разбрелись по домам. На перроне остался лишь один Гудуйя. Никто его не ждал в бараке, и торопиться ему было некуда. Так и стоял он, сгорбленный и всеми покинутый. Потом он неловко поднес к лицу свою корявую руку и смахнул со щеки крупные, тяжелые слезы...
...Тариел Карда и Васо Брегвадзе медленно возвращались с вокзала. Улицы были безлюдны, город тих и насторожен.