Подобные стереотипы оказались очень стойкими, потому что способствовали оправданию захватнической политики. Колонизаторы, распространяя выдумки о похищении невесты, преследовали двойную цель: всех мужчин, принадлежащих к местным народам, выставляли грубыми насильниками, недостойными простого человеческого сочувствия (что уж говорить о том, что и землей этим варварам владеть не положено). При этом все аборигенки оказывались жертвами, которых призваны «защитить» цивилизованные европейцы (очень часто для их защиты нужно было переселить их с собственных земель)[172].

Лишь немногие антропологи всерьез занимались изучением жизни аборигенок, на которых, по сути, смотрели как на имущество и иногда приравнивали к домашней скотине. [34] Ситуация начала меняться в 1930-х годах ХХ века, когда исследовательница Филлис Каберри поселилась в одном из племен в Кимберли. То, что она узнала, «перевернуло распространенные представления о том, будто аборигенки проводят все свои дни исключительно в монотонном тяжком труде, постоянно унижаемые и притесняемые мужьями». [35] В частности, Каберри показала, что отношения в браке строились на экономической взаимопомощи супругов. Не было односторонней эксплуатации со стороны мужчины. Любовь и верность высоко ценились. («Мужчина мог сидеть часами возле постели больной жены, поглаживая ее руку. Он подносил ей воду или перемещал ветки дерева так, чтобы на нее падала тень».) Оба партнера в равной степени заботились о детях и уделяли им внимание – такое поведение даже согласно западным стандартам того времени было не вполне характерно для сильного пола. На самом деле семьи аборигенов отличались от семей колонизаторов тем, что в них поддерживался иной баланс сил. Браки у коренных австралийцев были полигамными и устраивались в очень раннем возрасте, однако женщинам предоставлялась относительная сексуальная свобода. В ряде случаев им дозволялось заводить связи «на стороне». Все это не означает, что не существовало семейного насилия, однако в большинстве своем отношения между супругами никак не укладывались в убогую схему «насильник-жертва». Каберри писала: «Я лично часто видела, как жены применяли к мужьям оружие – били их топориками или запускали в них их же собственные бумеранги, чтобы те на своей шкуре могли почувствовать, что такое жестокое обращение. Мужчина, вероятно, мог поднять руку на жену, если та подала ему мало еды. Но я никогда не видела, чтобы женщина сама со склоненной головой виновато стояла перед мужем, ожидая наказания. В семейном конфликте жена, скорее, первая нанесет удар». [36]