Амбивалентность матери видится пациентке противоречащей ее материнской функции — она не могла позаботиться о маленьких детях, и вместо этого чрезмерно заботилась об их обращении с собственным телом, и дети встречали эту озабоченность очень послушно. Она вжилась в роль доверенного лица матери, помогала ей преодолевать трудности во взаимопонимании с отцом. В конце концов, в идентификации, связанной с обменом детско-родительскими ролями, она заботилась и о брате. Но ценой за это был тот факт, что она как будто обошла свой подростковый возраст, радуя родителей хорошими оценками, но не общаясь по-настоящему с другими людьми. Во время учебы в университете она тоже получала самые высокие оценки, хотя учеба была ей «не по душе на самом деле, специальность предложили родители», до того момента, как симптомы дали о себе знать. Выпускной экзамен вызвал физические симптомы, обострившие и без того сильный страх перед экзаменами, сейчас, в начале нового этапа жизни, на котором она должна сама за себя отвечать (обследование при приеме на работу!), развились симптомы ипохондрии, точно отвечающие «смертельному страху» матери, которым она отреагировала на отъезд брата из родительского дома. Пациентка идентифицирует себя со страхом матери, отвечающей им на отъезд младшего ребенка, как будто у нее отнимают основу ее существования. Другой идентичности, кроме материнской, у нее нет. Мать, очевидно, развила мощное материнское чутье, которое позволяло ей манипулятивно управлять тем, как дети обходятся с собственным телом, но при этом делалось это не в интересах детей. С одной стороны, пациентка не могла вернуться в семью, но не могла и отделиться от нее, начать новый этап жизни, выйти на свою «работу мечты», которую она заслужила благодаря своему усердию, и не могла начать этот этап именно потому, что он кажется таким идеальным. В соответствии с этим пациентка говорит: «Так хорошо мои дела не шли никогда, хорошая работа в университете, которая приносит мне радость, собственная квартира, и еще втюрилась в этого парня, и вот именно сейчас я должна заболеть!». «Именно сейчас», когда она наконец должна была начать свою жизнь.

Страх соответствует задержке в развитии, когда пациентка, так сказать, не может ни туда ни сюда: с одной стороны, она вынуждена начать самостоятельную жизнь, не в последнюю очередь благодаря своему блестяще сданному экзамену, а это обозначает сепарацию; с другой стороны, это буржуазная, определяемая другими людьми жизнь, как у родителей, которая была предопределена всей ее предыдущей жизнью и которую она не может действительно ощущать как свою собственную. К тому же она столкнулась с альтернативным, возбуждающим миром, полным свободы и опасности, представленным молодым человеком, живущим не по правилам, и это соблазн сепарации. В соответствии с этим она тут же сказала: «Когда вступаешь в контакт с этим миром, ты подвергаешь себя опасности!» Когда я в ответ на это спросил ее, может ли она представить себе, что она боится буржуазного мира, который перед ней распростерся, она говорит: «Я не хочу жить скучной жизнью!» Именно это неразрешимое противоречие обнаруживается в амбивалентном отношении матери, которая часто предостерегала: «Кто подвергает себя опасности, гибнет от нее!». С другой стороны, мать часто подшучивала над «нормальными» обывателями.