Наконец, выжившей важно предвидеть и планировать варианты возможных последствий разоблачения. Хотя ей может четко представляться желательный результат, она должна быть готова принять любой исход своих действий. За успешным разоблачением почти всегда следуют и подъем духа, и чувство разочарования. С одной стороны, выжившая удивлена собственными мужеством и отвагой, тем, что она решилась. Она больше не ощущает страха перед семьей и не чувствует себя обязанной принимать участие в деструктивных семейных отношениях. Она больше не скована секретностью. С другой стороны, она получает более отчетливое представление об ограниченности родственников. Одна женщина, пережившая инцест, так описывает свои чувства после того, как раскрыла эту тайну своей семье:

«Сначала я ощутила чувство успеха, завершенного дела, невероятного облегчения! Потом я почувствовала глубокую печаль и скорбь. Я испытывала невероятную боль, и не было слов, чтобы описать ее. Я плакала и не могла остановиться, сама не понимая почему. Со мной такого почти никогда не случается. Обычно я способна найти какое-то словесное описание для своих чувств. Но то состояние не поддается описанию – просто голое переживание. Утрата, скорбь и горевание – словно они умерли. Я не ощущала с их стороны ни надежды, ни ожиданий… Я знала, что с моей стороны не осталось ничего невысказанного. Я не думала: “Ой, почему же я не сказала того-то или того-то?” Я выложила все, что хотела, так, как хотела. Я чувствовала, что покончила со всем этим, и была очень благодарна за длительное планирование, репетиции, выстраивание стратегий и т. д. С тех пор я чувствую себя свободной… Я ощущаю НАДЕЖДУ! Я чувствую, что у меня есть будущее! Я чувствую себя «заземленной», не так, будто я сумасшедшая или под кайфом. Когда мне грустно – мне грустно; когда я злюсь – я злюсь. Я понимаю, что впереди будут тяжелые времена и трудности, зато я знаю, что у меня есть я. Теперь все иначе. И это совершенно не так, как я себе представляла, все совсем по-другому. Я всегда хотела этой свободы и всегда боролась за нее. Теперь борьба окончилась – бороться больше не с кем, – она просто стала моей»[571].

«Сначала я ощутила чувство успеха, завершенного дела, невероятного облегчения! Потом я почувствовала глубокую печаль и скорбь. Я испытывала невероятную боль, и не было слов, чтобы описать ее. Я плакала и не могла остановиться, сама не понимая почему. Со мной такого почти никогда не случается. Обычно я способна найти какое-то словесное описание для своих чувств. Но то состояние не поддается описанию – просто голое переживание. Утрата, скорбь и горевание – словно они умерли. Я не ощущала с их стороны ни надежды, ни ожиданий… Я знала, что с моей стороны не осталось ничего невысказанного. Я не думала: “Ой, почему же я не сказала того-то или того-то?” Я выложила все, что хотела, так, как хотела. Я чувствовала, что покончила со всем этим, и была очень благодарна за длительное планирование, репетиции, выстраивание стратегий и т. д.