«Наша цель – сделать так, чтобы они [женщины] ощущали вкус страха, но при этом знали, что, несмотря на это, смогут дать отпор. К концу первого занятия ощущение силы начинает перевешивать страх – или, по крайней мере, идет с ним вровень. У них начинает развиваться толерантность к адреналину. Они привыкают к ощущению учащенного сердцебиения. Мы учим их дышать, успокаиваться под давлением…

Четвертое занятие часто бывает самым напряженным… Оно включает в себя по-настоящему долгий бой, когда условный противник все нападает, и нападает, и нападает. [Учащиеся] доходят до той точки, когда им кажется, что они не могут больше держаться, но должны это делать. И так они обнаруживают, что их запас сил больше, чем им представлялось, даже когда они выходят из этого боя изнуренными, плачущими и трепещущими, как лист на ветру. Это очень важный прорыв»[566].

Решая «попробовать вкус страха» на занятиях по самообороне, выжившие создают для себя возможность реконструкции нормальных физиологических реакций на опасность, восстановления «системы действия», которая была разрушена и раздроблена на фрагменты травмой. В итоге они с большей уверенностью встречаются с миром:

«Они не опускают головы, дышат свободнее, спокойнее смотрят в глаза, чувствуют себя более устойчиво… [Учащиеся] говорят, что теперь, идя по улице, больше смотрят на прохожих, а не пугливо упираются взглядом в землю»[567].

«Они не опускают головы, дышат свободнее, спокойнее смотрят в глаза, чувствуют себя более устойчиво… [Учащиеся] говорят, что теперь, идя по улице, больше смотрят на прохожих, а не пугливо упираются взглядом в землю»[567].

Столь же важными на этой стадии восстановления могут быть и другие формы контролируемых ситуаций страха. Например, некоторые программы лечения или группы самопомощи в качестве тщательно продуманной, запланированной встречи с опасностью предлагают отправиться в поход. Эти организованные активности дают возможность реструктурировать неадаптивные социальные реакции выживших, а также их физиологические и психологические реакции на страх. По словам Джин Гудвин, принимавшей в качестве терапевта участие в таких походах с людьми, пережившими насилие в детстве, «магические или невротические средства обеспечения собственной безопасности в этой обстановке не работают. Быть милой, ничего не требовать, “сливаться с мебелью”, выдвигать чрезмерные и нарциссические требования, ждать спасителя – ни одним из этих способов не добиться появления завтрака на столе. С другой стороны, участницы удивляются и радуются эффективности своих реалистичных способов справляться со сложностями. В реальности они способны научиться спускаться по веревке с утеса; их взрослые навыки… перевешивают страх и низкую самооценку, которые в начале пути заставляли их считать это невозможным»[568].