С этого момента Унабомбер регулярно взаимодействовал с «Нью-Йорк таймс», «Вашингтон пост» и еще одним профессором из Беркли. Дальше он выдвинул свое первое и единственное требование: он прекратит теракты, если крупные американские газеты, в первую очередь «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост», опубликуют его манифест на тридцать пять тысяч слов, в котором он выражает свои претензии к современному технократическому обществу в очень подробной, академической манере. Авторские права на эту работу он любезно отзывает, чтобы ее мог опубликовать каждый.

Манифест подтвердил мои предыдущие убеждения, что перед нами неудачливый, но очень умный ученый, который выплескивает свой гнев на общество в целом и университетский мир в частности, выдавая его за противостояние технологиям. Несмотря на то что многие в правоохранительных органах настаивали на версии с опытным техником, который только и способен создавать такие бомбы – для них это был в первую очередь авиационный механик, – документ наглядно демонстрировал, с кем мы в действительности имеем дело.

Манифест выдавал показательные особенности его личности. Очевидно, что преступник деперсонализирует всех вокруг – его воображаемых врагов, общество в целом, по сути, всех, кроме него, – чтобы оправдать свои террористические действия. Этот человек настолько неадекватен, и настольно враждебен по отношению к остальным что если не будет деперсонализировать всех вокруг, то окажется вообще никем.

В документе он говорит о беспомощности человечества перед технологиями. На самом деле здесь имеется в виду его собственная беспомощность. Начиная с самых первых бомб, он выплескивал свою злобу и враждебность, нанося удары. А все остальное – борьба против технологий и возмущение современными ценностями, – приложилось позже, просто как оправдание терактов.

Велись мучительные дебаты относительно того, должны ли газеты исполнить требование, чтобы польстить его тщеславию. Простого ответа на этот вопрос нет, но большинство из нас, работающих в бихейвиористике (я к тому времени уже уволился из ФБР и участия в дискуссиях не принимал), считало, что, позволив ему говорить открыто, мы увеличиваем шансы, что кто-то его опознает.

Именно так и произошло. После поступления в продажу специальных выпусков «Пост» и «Таймс», посвященных манифесту, в середине сентября, Дэвид Качински, социальный работник из Нью-Йорка, заметил сходство между этим текстом и некоторыми идеями, которые высказывал его странный брат-отшельник, Теодор, пятидесяти пяти лет, с неудавшейся научной карьерой, живший в одиночестве в крошечной хижине без электричества в окрестностях Линкольна, Монтана. Дэвид был поражен не только сходством идей, но и оборотов речи, характерных для Теда, например «ты не можешь съесть пирог и одновременно владеть им». Он сравнил манифест с некоторыми письмами Теда, которые нашел, когда их мать Ванда продавала свой дом в Чикаго, чтобы переехать поближе к Дэвиду и его жене Линде. То, что он увидел, заставило его волноваться еще сильнее.