Качински вел дневник, в котором описывал, что сделал с бомбами и какие результаты получил. Например, в 1985 году он написал об устройстве, оставленном за компьютерным магазином в Сакраменто: «Заложил бомбу, замаскировав деревянными досками», – а потом по-деловому отметил, что владельца магазина «разорвало на части». Нигде в его дневниках не прослеживается ни малейших угрызений совести; нет там и рассуждений о чувствах других людей, кроме автора. В записи от 1980 года говорится: «После сложной подготовки мне удалось достать директора «Юнайтед эйрлайнс», но это лишь один человек из всей армии, которая прямо или косвенно отвечает за самолеты».

Что касается мотива, Теда Качински просто преследовало желание убивать и калечить, делать других людей такими же несчастными, как он сам. «Мотивом для того, что я делал, была обычная месть», – писал он в 1971-м. Еще ему хватило осознанности, чтобы признать: «Конечно, если мое преступление… привлечет внимание общественности, это поможет стимулировать интерес к вопросам технологий… [но] я точно не собираюсь выставлять себя альтруистом или действовать (каким угодно способом) в интересах рода человеческого. Я просто хочу мстить».

Будучи студентом последнего курса в Университете Мичигана в 1966-м, он уже задумывался об этом. И писал у себя в дневнике: «Моя первая мысль была – убить кого-нибудь, кого я ненавижу, а потом покончить с собой, пока копы меня не поймали». Но дальше он решил, что не готов расстаться с жизнью так просто. «Я подумал, что буду убивать, но по крайней мере приложу усилие, чтобы меня не поймали, и я смог убивать дальше».

Его нечастое общение с семьей было не менее показательным. Летом 1991 года он написал матери: «Представь, что несколько лет ты периодически трогаешь – скажем, – банан, и каждый раз тебя бьет током. После этого ты всегда будешь нервничать при виде бананов, даже если знаешь, что они не подключены к электричеству и не ударят тебя. Точно так же бесконечные унижения, отказы и прочие болезненные переживания, которые мне выпали на долю в юности – дома, в школе и в Гарварде, – заставляют меня бояться людей».

Как у большинства таких парней, глубоко укоренившееся чувство собственной неполноценности сочеталось у него с не менее сильным чувством собственного превосходства и величия, уверенностью в том, что он лучше и достойнее других. Он признавался сам себе, что «превосходит большинство представителей человечества… Так же естественно, как я дышу, я ощущаю, что являюсь человеком особым».

Далее он говорил: «Мне очень жаль, что я никогда не испытал любви женщины», – и заканчивал тем, что обвинял свою мать – она не научила его общаться с людьми. Он утверждал, что ненавидел ее, потому что «то зло, которое она причинила, невозможно исправить».