^*) В записи этого же дня: «Приучать себя думать о себе, как о постороннем; а жалеть о других, как о себе».

Не знаю, как это покажется другим, но на меня это ясное разделение себя на Толстого и на Я удивительно радостно и плодотворно для добра действует»(57.46-47).

Слово «я» в этом тексте дважды подчеркнуто самим Толстым.

«На душе уже не так хорошо, как было. Толстой забирает силу надо мной. Да врет он. Я, Я, только и есть Я, а он, Толстой, мечта и гадкая и глупая»(57.47).

«Всё так же слаб, возбужден и раздражен.^*) Не могу работать, но думается хорошо, и Я большей частью сознаю отдельно. Чувствую и умиление – плакать и благодарить хочется, и с трудом удерживаюсь от раздражения»(57.48).

^*) Непрекращающимися столкновениями с С.А.

«Да, Толстой хочет быть правым, а Я хочу, напротив, чтобы меня осуждали, а я бы перед собой знал, что Я прав»(57.50).

«Разделение себя слабее чувствую. Но чувствую иногда»(57.52).

«Помнить о Боге значит перестать помнить о себе, Л. Н.»(57.141).

Из письма примерно того же времени:

«Стоит мне только вспомнить, что я не Лев Толстой, а проявление Бога, такое же, как во всех людях, и не может быть никакой тоски»(79.195).

Это фундаментальное «разделение на Я и Толстого» осталось в сознании Льва Николаевича уже до конца дней. Вот выдержка из письма Черткову, написанного через год, в мае 1910 года: