— Да, — повернулся ко мне Андре. — Но иного исхода не предполагалось.

Глава двадцать восьмая. Больше не проблема

Глава двадцать восьмая. Больше не проблема

— Отвали от меня, мамкоёб… — процедил мне в лицо парень лет двадцати пяти, сидящий прикованным наручниками к стулу.

— Увы, не довелось ебать твою мамку, — огорчённо покачал я головой. — И нет, не отвалю. Повторяю вопросы: какого хрена вы забыли в Бенгеле? Какое отношение вы имеете к Проекту?

— Пошёл ты! — выкрикнул и попытался плюнуть в меня лейтенант Барбера.

Я прервал его ударом в челюсть.

— Я могу заниматься этим бесконечно… — сообщил я ему, вытирая кулак платочком со стола. — Но бесконечность — это слишком долго, а у меня есть куча дел. Поэтому мы несколько ускорим процесс. Андре!

Дверь спальни квартиры № 1 отворилась и внутрь вкатилась медицинская тележка для инструментов.

— Поделюсь с тобою некоторыми фактами из моей биографии, — начал я, надевая медицинские перчатки. — В семнадцать лет, будучи юным и ничего не знающим о жизни сопляком, я имел неосторожность поступить в медицинский институт. Помимо изнуряющей разум теории, там была иссушающая сердце практика. Это достаточно точные метафоры, чтобы объяснить то, чему я там подвергался. Нет, я не жалуюсь, это был ценный опыт, который определил всю мою дальнейшую жизнь. И даже то, что ты сидишь сейчас прямо передо мной. Случай… Квадриллионы вещей могли пойти совершенно не так и изменить последовательность событий до такой степени, что в иной реальности это я бы сидел в наручниках, а ты расхаживал передо мной и рассуждал пространно про случай или судьбу. Ты веришь в судьбу? Неважно. Давай-ка лучше вернёмся к Боратовскому медицинскому институту. Я там учился, было тяжело, а в итоге я получил диплом и стал тем, чьё предназначение, чей смысл жизни, функция, если говорить точнее, заключалась в медицинской помощи нуждающимся гражданам несуществующей ныне страны. Фактически же, в сухом остатке, в абсолюте, я приобрёл очень ёмкие знания о человеческом теле… Но, в нашем с тобою случае, более важно то, что я приобрёл потрясающие разум знания о человеческих уязвимостях, нервных узлах, в нашей тусовке именуемых ганглиями… Знаешь, что я могу сделать с тобой, пользуясь своими знаниями, лейтенант Барбера?

Презрительно глядя на меня, американец молчал. Я снисходительно усмехнулся и поднял с подноса на тележке брюшистый скальпель 160х50 миллиметров.

— Я могу отделять от тебя органы до тех пор, что от тебя останется только туловище с некоторым количеством жизненно важных органов, — сообщил я ему. — И ты всё ещё будешь в сознании. Для этого у меня есть…