Не дав перевести дух, от центра зала к стене, сбивая воздухом пламя факелов, метнулась огромная тень. Душегубец, оставшийся, как и Ольгерд, без огнестрельного оружия, явно собирался воспользоваться своим настенным арсеналом. Ольгерд, выставив саблю, ринулся наперехват, но на самую малость не успел. Противник, вырвал с мясом из стены семнаш, полуторасаженную швейцарскую алебарду — лучшее оружие тяжелой пехоты, в опытных руках срезающую врагов не хуже, чем коса в руках Ее Величества Смерти. Алебарду можно упереть в землю, чтобы встретить на копье конную атаку. С ее помощью можно колоть, словно копьем или же обрушить на голову и плечи врага тяжелое, острое как нож топорище или, развернув обратной стороной, вонзить, пробивая латы, кривой тяжелый клевец. Против такого оружия сабля — что перочинный нож. Единственное, что сейчас было в пользу Ольгерда, так это закрытое пространство зала, которое ограничивало возможность действовать длинным древком. Понял это и Душегубец. Сделав обманный выпад копейным острием, он ловко уцепил сабельный клинок крюком, который образовывала нижняя часть топорище и основание наконечника и, откинувшись назад всем корпусом, выдернул оружие из рук Ольгерда. Сабля бессильно звякнула, ударившись об пол. Душегубец ухмыльнулся, взял алебарду пехотным ухватом: левой рукой впереди снизу, правой сзади сверху, наклонился, словно прусский кирасир и, выставив вперед сверкающие лезвие копья, пошел в атаку.
Времени на раздумья не оставалось, и Ольгерд, надеясь на одну лишь удачу, в точности повторил маневр своего противника — огромным, что было сил, прыжком, отскочил к стене, на которой посверкивала оружная сталь и потянул на себя самое большое из того, что оказалось перед глазами. Удача не подвела и сейчас. Руки обхватили массивное древко тяжелой, как две капли похожей на топор палача, датской секиры. С таким оружием можно было потягаться и с противником, вооруженным семнашем. Душегубец, собираясь повторить свой прием, двинул вперед, словно охотник с рогатиной на медведя, однако Ольгерд, еще в юности проведший два персидских похода бойцом вооруженной бердышами донской пехоты, действовал привычно и хладнокровно. Уклонившись от выпада, дождался когда противника чуть занесет вперед и он упрется выставленной ногой в пол, чтобы не потерять равновесие, вместо того, чтобы нанести ответный удар (который скорее всего был бы отведен обратным ходом семнаша), занес над головой секиру и, держа ее обеими руками, с хеканьем, словно заправский дровосек, рубанул что есть сил наискось по древку. Секира, рассекая персидский ковер, врезалась в пол, а Душегубец, изрыгая проклятия, вздернул к потолку деревянный шест, в который превратилась лишенная наконечника секира.