Члены Эшелона в ярких одеждах подходили к перилам, желая посмотреть, что вызвало такую суматоху. Они обмахивались веерами, и перья в головных уборах то и дело качались, когда их владельцы склонялись друг к другу и перешептывались, прикрывая руками рты.
Нервы Блейда натянулись, и в нем встрепенулась тьма. Онория где-то под этой крышей. Ему хотелось побежать и изрубить мечом всех этих павлинов, словно горячим ножом по маслу. Устроить в башне невиданное кровопролитие, дать им понять, что такое истинная жажда крови. Преподать урок, чтоб неповадно было красть его женщину…
На мгновение мир господина разделился на две части: в одной были только тени, а другой сверкал красками.
— Блейд? — Он едва почувствовал руку Бэрронса на своей и заметил настороженный взгляд голубокровного. — Ты что-то сказал?
Блейда охватил страх, но стоило моргнуть, и зрение прояснилось. Они уже одолели пол-лестницы, и он не помнил, как это произошло.
— Нет, эт не я, — выдавил Блейд.
— Над было на лифте поехать, — пробормотал Уилл, глядя на ногу Бэрронса.
Тот уже не хромал, но все равно шел с трудом. Считалось, что к атриуму ведет тысяча ступеней.
Бэрронс покачал головой и для пущего эффекта набросил алый плащ на руку:
— Слишком быстро. Я хочу, чтобы они успели собраться. Сегодня заседание совета. Мне надо, чтобы они находились в атриуме. Для вас это тоже важно.
— Ага, ток ты уверен, что доберешься до верха? — спросил Блейд.
— С болью нельзя бороться, нужно ее принять, чтобы победить, — ответил Бэрронс, словно машинально цитируя заученную фразу.
— Кто эт сказал?
— Герцог Кейн. — Бэрронс не сводил глаз с лестницы и любопытных голубокровных, вышедших из каждой чертовой комнаты в башне. — Он вбил в меня эти слова с детства, чтобы я никогда их не забыл.
— А че он сотворит, када узнает, что ты его так подвел?
Бэрронс опустил голову:
— Не знаю.
Маска молодого заносчивого голубокровного спала, и теперь в темных глазах Лео светился усталый цинизм.
— Те нужен союзник, и я тя прикрою. — Несколько неожиданно, но Блейд всегда платил по счетам. Бэрронс рисковал ради него и Онории. — Ты ж знаешь, что ей это не понравится?
— Кому? Онории?