– Он… что? – Я не была уверена, что поняла правильно.

Я взглянула на Абдо, который казался раздраженным. Он сделал несколько жестов руками, и пожилой мужчина нетерпеливо ответил жестами. Он… глухой? Если так, то как мог он говорить в саду на таком беглом гореддийском? Наконец он убедил пожилого мужчину уйти, что я посчитала поразительным. Ему было десять, может одиннадцать, но старик относился к нему почтительно.

Как и все танцоры. Он был лидером труппы.

Абдо улыбнулся мне, словно извиняясь, и я услышала его голос в своей голове: «Громоглас и мисс Суетливость. Я знаю, что делать. Я не подведу вас».

«Ты не можешь говорить?» – подумала я в ответ, не желая произносить очевидное.

Он одарил меня печальной легкой улыбкой, откинул голову и открыл рот как можно шире. Его язык, десны, нёбо, все, насколько я видела его горло, сияло серебряной драконьей чешуей.

Ночь длилась вечно и одновременно прошла вспышкой смерча. Киггз расставил охрану повсюду, во всех свободных местах. Несколько из них в штатском периодически нападали на буфетный столик, а другие на сцене пугали моих музыкантов. Королевские кузены и я замечали друг друга, наблюдая за Ардмагаром. Глиссельда танцевала с ним три раза или просто находилась рядом. Дама Окра вовлекла его в легкую беседу рядом со столом закусок. Я стояла за кулисами на сцене, осматривая толпу через щель. Никто не делал ничего подозрительного – ну, принцесса Дион много улыбалась, что было необычно, и сплетничала с леди Коронги, что не было необычно. Граф Апсига танцевал со всеми леди в комнате. Казалось, он вообще не уставал.

Виридиус сидел в инвалидном кресле, и несколько молодых людей постоянно подносили ему вино и сыр. Столько роскошной еды сделает его вспыльчивым и недееспособным на неделю. Я не понимала, почему он считал, что оно того стоит.

Симфонический оркестр удалился со сцены в то время, как Ларс и Гунтард вынесли клавесин для выступления принцессы Глиссельды. Внезапно она оказалась рядом со мной за кулисами, хихикая и хватая меня за руку.

– Я не могу это сделать, Фина!

– Дышите, – сказала я, беря ее за руки, чтобы успокоить. – Не спешите с арпеджио. Пусть павана звучит благородно. Все будет замечательно.

Она поцеловала меня в щеку и вышла в свет, где внезапно превратилась из визжащей маленькой девочки в полную достоинства молодую женщину. Ее платье было голубого цвета Небес, ее золотые волосы напоминали солнце. Она не теряла самообладания, подняла руку, приветствуя зрителей, гордо вскинула подбородок. Я моргнула, но мне бы не стоило удивляться такому спокойному властному поведению. Она все еще училась, но основы как будто давались ей естественным образом.