– Да, – усмехнулся Вильям, обнимая ее плечи и накрывая пиджаком Мила. – Расскажешь о сне?

Альбера поджала губки, посмотрела на мужчину, выдохнула и тихо призналась:

– Это не о подвале. Можно сказать, что это о Гарпии, только я не очень понимаю, как это можно рассказать. Вам когда-нибудь казалось, что вы часть своей жизни прожили, в чем-то ошибаясь, не так понимая или не то делая?

Вильям улыбнулся:

– У меня есть на эту тему целая история!

– Расскажете?

– Будешь мучать меня почтенным тоном, как старика? Ладно, пусть так. Расскажу, конечно, – он даже подмигнул, чтобы она не огорчалась, а потом серьезно добавил: – Только это будет очень откровенная история. Просто останови меня, если это окажется неприятным. Тебя это тоже касается.

– Меня? – поразилась Альбера, вглядываясь в глаза мужчины, в которых буквально сияла его добродушная улыбка.

– Так уж вышло, – Вильям едва заметно пожал плечами и продолжил: – Сейчас не то место и время, но, быть может, это поможет. Когда-то давно, когда я был очень молод, можно даже сказать, юн, прямо как Лир, я учился в столице, бывал на разных приемах, вечерах. Тогда я и начал играть, петь и… Я был популярным молодым человеком, что уж скромничать. Я нравился женщинам, но сам был ветреным, пока не влюбился в ту, кого любить было не по статусу.

Он умолк, нахмурился и замер, словно прислушался к себе. Альбере показалось, что нота боли мелькнула в отведенных в сторону глазах, потому она осторожно коснулась руки мужчины.

– Если вам больно об этом говорить, то…

– Это не больно, – усмехнулся Вильям. – Это уже совсем мелочи, словно привычка. Я не буду рассказывать детали, и имя ее называть не стану, незачем все это. Главное, что она тоже полюбила меня, только не по статусу я ей был ни как человек, ни как солдат. Мое офицерское звание ничего не изменило бы. Я простолюдин, челядь для ее отца, половой коврик у входа для слуг. Как-то так он меня называл, но это было не так страшно, как ее брак с другим. Я был готов ее украсть, сбежать с ней на край света. Куда угодно, хоть в империю Да-арх, только бы с ней, но она против воли отца не пошла, и во мне что-то сломалось. Не знаю, как это объяснить. Я не озлобился, не возненавидел весь мир, но внутри была словно смертельная рана, от которой я все никак не мог умереть. Чтобы не думать о ней, я стал все больше учиться, забыл о вечерах, умчался на границу, сделал карьеру. В какой-то гонке от несуществующей раны я прожил несколько десятков лет, а потом один человек рассказал мне про отбор и о том, что маги Жизни лечат души своим присутствием. Я посмеялся, сказал, что у меня все хорошо, а вот человек этот не в себе, только потом всю ночь не мог уснуть, все думал об этом диком ощущении чего-то умирающего или уже даже мертвого внутри. – Он выдохнул и рассмеялся, немного нервозно, тихо, стараясь разогнать печаль, которой заполнилась его речь. – Этот человек был прав. Маги Жизни лечат души, а мне было что лечить. Только теперь я понял, что все иначе, что все вопросы, которые я себе задавал, уже не имеют значения. Я любил ее, действительно любил, но что от этого осталось? Ничего. Важно ли это теперь? Нет. Это только тень прошлого. Теперь я понимаю, что зря бегал от этой боли, проще было посмотреть на нее и признать, что все уже закончилось и осталось в прошлом. Может быть, и ваша история уже осталась в прошлом, а вы этого не заметили?