— Что вы себе позволяете, Эншо? — просипел вон Грев.

Рука его потянулась к звонку. Мгновение, и в комнату ворвется секретарь. А может и Кэрью с бравыми молодцами. Мэб отчего-то не сомневалась, что на зов ректора полиция явится без промедлений. Однако Реджинальд выставил на стол поверх стопки личных дел флакон, и рука ректора замерла, а потом и вовсе упала на подлокотник.

— Я выяснил, что за зелье было применено, — жизнерадостно объявил Реджинальд. — Правда я молодец?

Ректор совершенно машинально кивнул. И в эту минуту Мэб окончательно осознала: виновен. Он смотрел на флакон, точно зная о его содержимом, и испытывал при этом не закономерный страх, который должен бы был охватить человека, имеющего дела с опасным, запрещенным веществом. Нет, здесь было какое-то иное чувство. Досада пополам с обреченностью, а еще — какая-то злость.

— Я тем более молодец, дорогой ректор, что проделал эту работу в одиночку. Ни Сэлвин с Льюисом, ни ребята из лаборатории не получали от вас осколки. Знаете, в свете этого я нахожу оскорбительным, что вы мне их дали.

— Я забыл, что вы из де Линси, — пробормотал вон Грев, не сводя с флакона напряженный взгляд.

Мэб поерзала на кресле.

— Зачем? — спросила она сиплым, неживым голосом. Это единственное сейчас имело значение. Зачем? Была ли у этой нелепой, безумной истории какая-то весомая причина.

Не то, чтобы наличие такой причины позволило бы ей простить или понять вон Грева, но, возможно, было бы не так обидно.

Ректор немного расслабился, откинулся на спинку кресла и слабо улыбнулся. Улыбка вышла плохая, фальшивая, жалостливая и ядовитая. Мэб передернуло. Захотелось сбросить с себя эту улыбку, как каракатицу.

— Я сожалею, леди Мэб. Мне не хотелось вас вмешивать. Но выбора не было. Из всех женщин Абартона, родовитых достойных женщин вы единственная не поддерживаете отношения со своей семьей.

Реджинальд взлохматил волосы.

— Вашей целью была Мэб? Зачем, ректор? Назовите хотя бы одну разумную причину!

Еще одна улыбка вон Грева вышла такой же противной, но ко всему прочему какой-то усталой. Словно он был бесконечно утомлен, а этот разговор выпивал последние его силы. Впрочем, кому же понравится быть пойманным за руку?

— Мы стремительно теряем влияние, Эншо. Престиж. Уважение. Мы еще держимся на плаву благодаря династиям, но все больше знатных фамилий предпочитают отправлять своих отпрысков учиться за границу, в Леньет или в Касараму. Или отдают в Эньюэлс, — при этих словах ректора передернуло. — В Эньюэлс! И следующей осенью король собирается пропустить наш ежегодный бал, а вместо этого направиться туда, в Эньюэлс, в это серое, примитивное, дешевое место!