— Гуляковский-старший давно при вашем супруге советником, не из дрянных, человек обязательный. А вот жену ему нашли по титулу…

— А про другое забыли…

— Именно.

— И дочь?

— Всецело супругой воспитана. Она… весьма самоуверенна… батюшка ее в фаворе, оттого и позволяет себе несколько больше, нежели прочие.

— Что ж. — Императрица руку из камина убрала. — Чужими заслугами долго жить не будешь… куда их послали-то?

— В дом призрения. В тот, помните, откуда жалоба была, что стариков морят?

Императрица кивнула.

— Подготовь им награды… по достоинству. Кто еще?

— Сестры Артемьевы в сиротский приют зашли, имели премилую беседу с директрисой. Чаю попили. Оставили по сто рублей на сиротские нужды и удалились…

Весьма собой довольные.

Они даже позировали перед этим приютом, сами пригласивши газетчика, что, следовало признать, было довольно ловко. Однако Анна Павловна не сомневалась: и этих ждет достойная награда.

— А директриса…

— Деньги, думаю, присвоила… у нее старшенький в академию поступил, а еще двое маленьких.

— Маг-то хоть сильный?

— Изрядный.

— Что ж… детей мы не тронем, но и позволить воровать… сама понимаешь.

Анна Павловна понимала. И вздохнула. И снова вздохнула, вспомнивши, о чем в городе бают. Ведь мерзость совершеннейшая, а поди ж ты… находятся такие, которые верят и, поверивши, верой своей делают невозможное, облачая ложь дичайшую в правдивые одежды.

Надо бы рассказать.

Только…