Или сделали вид, будто сожгли.

Меж тем Святозар присел рядом с телом.

Он начертил на лбу его знак. И второй — на груди. Он разогнул ноги и руки девушки, а после припал к холодным губам с поцелуем.

— Что он творит? — поинтересовался Лешек, оживая. — Он ведь…

И снова сила была, слабый всплеск, на который не отозвался ни один амулет, разве что кольцо, призванное уровень магии определять, слегка нагрелось. Но и то слабо, будто не до конца уверенное, что в принципе магию ощутило.

Святозар отстранился, а девица дернула рукой.

И второю.

Заскребли пальцы по ковру, а Бужев весьма ловко воткнул клинок в грудь несчастной. И главное, не только воткнул, но вспорол эту грудь, будто сделана она была из бумаги. То ли силой святой отец обладал немалой, то ли ножик был особенным…

Главное, сердце он вырезал весьма ловко.

— Знаешь… — задумчиво произнес Лешек. — Я даже не уверен, нужно ли мне это видеть?

— Вставай, — голос прозвучал властно, жестко. — Я, владеющий твоим сердцем, питающий своей силой, повелеваю…

Вот только этого не хватало.

Некромантию, если припомнить, полагали наследием Смутного времени, того самого, которое случилось за много веков до прошлой Смуты, едва не изничтожив слабое еще Арсийское царство. И наследием истребленным, хорошо и прочно забытым.

— А еще мне кажется, что меня стошнит.

— Кажется, — поспешил утешить цесаревича Димитрий. — А вот глаза у тебя того…

Пожелтели.

И зрачки сделались узкими, змеиными. Да и лицо слегка поплыло, как бывало в детстве, когда цесаревич — для всех зело болезненный мальчик, которого вынуждены были держать вдали от дворцовой жизни, — еще не умел контролировать ту, иную свою часть.

— Пройдет. — Лешек закрыл глаза. — Так лучше видно…

А Димитрий кивнул.

— Отпус-с-сти… — тело заговорило. Оно дергалось, будто кукла на ниточках, покачивалось и, казалось, готово было рухнуть на сидящего священника.