Впрочем, возможно все дело оказывалось в том, что у Борво и Диармайда, как и у Данан, были теперь другие заботы. Их глаза теперь постоянно светились серебристым, в любое время дня и ночи, в любом месте, за любым занятием. В моменты столкновений с исчадиями пустоты, блеск и сияние в лицах парней становились ярче, а у Данан — тускнели, чернея, даже несмотря на условное отсутствие магии. Это наводило чародейку на мысль, что, как ни прячься, а от скверны Пустоты в самом деле нельзя ни укрыться, ни убежать. Очернившись раз, её уже не вывести. Измазавшись в Пустоте опустошенных Увяданием исчадий, Данан только теперь окончательно поняла, что обратно духовный клинок ей уже не «выбелить».

Размышляя об этом, чародейка прислушивалась к себе и… ничего не чувствовала. Может, немного, обиду — что именно ей из-за её способностей пришлось вляпаться в это дерьмо глубже остальных, но не более. Прицениваясь к собственным чувствам, чародейка ловила себя и на других изменениях, к которым ордовирный браслет не имел отношения. Её уже не беспокоило, что их может засечь какой-нибудь дух, поднятый соглядатаями Молдвинна: она равно надеялась на Жала, Клейва и братьев. С разных сторон, так или иначе, они справятся с этим. Даже в случае засады им теперь мало что грозит — ну в самом деле, с ними Фирин! Потеря Редгара тоже больше не отзывалась у женщины волчьей тоской — она напоминала шрам, до того старый, что уже и не вспомнишь, где получил. Только чувствуешь иногда пальцами, когда ведешь по коже. А в остальное время лишь удивляешься, как он еще мхом не порос.

Вечерами и на привалах смотрители, нет-нет, не спрашивая вслух, мимолетно касались друг друга — поверх плеча, за локоть, за кисть. Будто вызнавая: ну ты как, порядок? Терпишь?

Терпеть приходилось много, всем троим. Полноценный сон стал не то, что роскошью — он вовсе утратил место в их укладе. Смотрители спали скомкано, никогда полную ночь, просыпаясь хаотично, то один, то другой. Остальных сна лишил дозор. Он стал строго организованным, во многом благодаря рачительной и вымуштрованной регулярной армией Эдорте. Каждые три часа один из четырех соратников переворачивался на бок, укладывая голову соседу на плечо, а тот открывал глаза, поднимался корпусом и выглядел так, будто и не спал мгновением раньше. Смотрителей в это не впутывали.

У Стенна и Жала обнаруживались схожие привычки во сне — быть наготове. Но, конечно, бывалому наймиту было далеко до искусства эйтианца с многовековым опытом. Хотя, стоило признать, Холфьстенн оказался едва ли не прочнейшим звеном в их цепи. Без него только Фирин, наверное, остался бы с ней из-за цели похода и, возможно, еще Борво. Сказал бы ей кто такое в начале странствия, Данан бы расплакалась от смеха. А сейчас…