Глаза девушки, ставшие узкими и какими-то нехорошо мечтательными, без слов сказали Шекер, что попала она прямо в точку, есть враг!

- И он... козлом станет?

- Станет, - хладнокровно кивнула девушка, даже не пытаясь угадать, кому сегодня фатально не повезет.

Небо выберет, оно и заберет. От воды стоило избавиться поскорей, а друзей в этом дворце у нее не завелось, так что не все ли равно...

В большом блюде горкой лежали налитые персики, пушистые, мягкие, сладкие. Как жизнь, когда ты устроил ее своей волей и по своему разумению.

Фрукты полагалось резать специальным ножом, и Шекер это умела. Вот только не любила. А любила она запустить зубы в солнечную мякоть так, чтобы терпкий сок брызнул прямо в рот. И сжевать весь фрукт, прямо с кожурой, а косточку обсосать до горечи. В Хаммгане не росли персики. Там встречались верблюжья колючка и "злое дерево", и то не везде. А в основном "росли" камни.

А еще - в Хаммгане никогда не бывало тишины. Постоянно то ветер перемещал песок, и он шуршал, словно тихо рассказывал о чем-то, то мерно печатали шаг верблюды, то кричали, ссорясь, падальщики.

Сидя на подоконнике и разглядывая опустевший к вечеру дворик, Шекер грызла персики, один за другим, и думала одновременно о трех вещах - как-то у нее это получалась.

И первая - отец ее, великий царь, конечно, грозен и богат, но вряд ли мудр. Раз доверил такое дело, как захват власти в Шариере той, что предала его при первой же возможности. Был бы мудр, или хотя бы умен - доверился бы верной дочери, а ее, Шекер, закопал бы в пустыне по самую шею.

Вторая мысль была о том, что давненько не напоминал о себе ночной гость. А она, между прочим, скучала - и уже совсем не в шутку. Было в беспечном, улыбчивом воре что-то, что мешало просто выбросить его из головы и из сердца.

А третья - если служанка припозднится с водой и не успеет до заката - Шекер умрет из-за собственной неосторожности. Но эта мысль была самой простой и короткой, ее девушка додумала первой и отложила в сторону, как любое вовремя и хорошо сделанное дело.

А вот две первые - не отпускали, сплетаясь причудливой косой...

Громкий и густой звук, плывущий над крышами, заставил царевну вздрогнуть - она так глубоко задумалась, что не сразу поняла, что гонг опять взбесился.

Он был подвешен на верхней площадке сторожевой башни, стоявшей, как бессменный часовой над всем Шариером - с нее было видно далеко, и саму башню можно было увидеть почти отовсюду. И сейчас Шекер могла отчетливо разглядеть, что никого, ни единого человечка на башне нет.

Никто не брал в руки здоровенное, тяжелое било с утолщением на конце и не колотил в блестящий диск из красной бронзы.