Он стал жестким при этом ответе, его черные глаза расширились. До того момента Изобель не думала, что "удивление" принадлежало к ограниченной шкале эмоций Рейнольдса.
— Что? — спросила она.
Он замер и наблюдал за ней очень внимательно, так близко, что она бы отдала все, что угодно, чтобы прочитать его мысли.
— Возможно, этот вопрос лучше подходит для его субъекта, — ответил он.
БАМ. Она могла почти слышать, как дверь их откровений с хлопком закрылась перед ее лицом.
— Но...
— Я должен покинуть тебя сейчас, — сказал он.
— Изобель?
— Что? — отрезала она, не потрудившись даже взглянуть на него. Он мог сделать ее такой безумной иногда. Даже теперь, после того, как он спас ее, после того, как вернул ее домой, после того, как он спас Ворена.
— Будет лучше для всех, если ты будешь помнить то, что я сказал тебе сегодня вечером, — проговорил он. Она просто пожала плечами, разглядывая свою ладонь. Поворачивая ее в тусклом свете, она нахмурилась, увидев грязь под ногтями. — И знай, что, если по какой-либо причине ты будешь искать меня, я не буду найден.
Она хмурилась и пнула балку. Закатив глаза, она сказала:
— Как будто я позвоню тебе, чтобы поболтать, Рен. У тебя есть социальная благодать гробовщика.
Загорелся свет на крыльце, и, щурясь, она посмотрела вверх.
Дэнни выглянул с черного входа.
— С кем ты разговариваешь?
Изобель посмотрела на место, где стоял Рейнольдс. Он исчез. Она посмотрела за угол дома, почти ожидая увидеть, как его плащ исчезает из поля зрения. Не было никакого признака его присутствия, но было сложно сказать, как она чувствовала себя, понимая, что он ушел из ее жизни навсегда.
— Что, черт возьми, с тобой случилось? — спросил Дэнни. — Ты проиграла в войне с сорняком Уокером? — ее младший брат уставился на нее глазами, круглыми, как блюдца.