Закрываю глаза, боясь спугнуть его громким дыханием, бешеным пульсом.
Тише, глупое сердце, тише… Этот мужчина давно знает про тебя всё.
Сделала большой глоток терпкого напитка и постаралась не расплакаться. Он всегда находился рядом, когда мне было плохо.
На знакомом до боли лице играла чуть насмешливая улыбка, а серые глаза смотрели серьёзно, даже немного строго.
Именно он учил меня читать по глазам, а не по лицу…
Кивнула, хотя очень хотелось помотать головой, чтобы этот человек не ушёл, согрел сам, руками… Не оставил… А он смотрел внимательно, изучающе. И видел меня насквозь. Даже когда я отвела взгляд, смотрел, наблюдал, считывал каждое движение ресниц.
Да, ласку взгляда тоже… Тоже можно чувствовать.
— Моя неисправимая…
Лёша обнял меня крепко, пряча от всех бед на свете. Положил подбородок на мою макушку. А я вспомнила его запах, теряясь, не зная, чем заслужила такой реалистичный сон.
— Мне страшно.
Призналась и прикусила язык, злясь на саму себя. Муж не любил, когда я боялась. Его тёплые пальцы коснулись моей спины, спустились к пояснице, рисуя по родинкам знакомый крестик. Когда-то давно, в другой жизни, там было десять тёмных точек, странным образом повторяющих созвездие Лебедь…
— Тебе страх не идёт, жемчужинка. Ты сильная, смелая, отчаянная. Тебе ли чего-то бояться? Ты сама едва ли осознаёшь, сколько сил таится в этом маленьком теле.
— Я была сильной, когда знала, что за моей спиной стоишь ты, — в моём голосе грусть и немного осуждения.
Мужчина мягко рассмеялся и поцеловал в висок.
— Почему-то мне кажется, что ты боишься не только кочевников, любимая. Признайся хотя бы мне, что боишься снова остаться одна.
Странно, но я даже не испытывала смущения от поднятой темы. Умом понимала, что должна бы испытать чувство вины перед мужем, но его спокойный тон без всякого упрёка заставлял скорее лучше понять саму себя.
— Возможно, меня ты не боялась напугать своей силой духа, жемчужинка, но сейчас за твоей спиной стою не я.
В его словах была доля правды. Алексей с самого начала учил меня оставаться сильной, совершенствоваться, а с Эдвардом я подсознательно постоянно сдерживалась, не желая напугать его ни своим настоящим возрастом, ни прошлым.
И всё равно я ждала больше ревности:
— Кажется, ты не жалеешь…