Запалив жаровню в своем закутке, подождав, пока помещение пропитается уютным теплом, Кьяра легла спать. День был долгий и тяжелый. Эридан сильно потрепал ей нервы. Бодание с ним требовало много усилий. Погрузившись в свои думы, она, наконец, заснула, однако сон ее продлился недолго. Спустя пару часов она подскочила от громкого звука. Машинально сев на постели, прислушалась. Голос Эридана гремел из зала для собраний:

— Лиам! Лиам, дарклинг тебя заколи, мне нужна горячая ванна и сейчас же. И почему так холодно? Поставь ещё жаровни.

В зале раздались торопливые шаги, что-то передвигалось, брякало и гремело. Сонно потянувшись, тифлингесса соскользнула с кровати и выглянула в общий зал.

Эридан стоял, облокотившись о стол, и разрезал повязки, фиксирующие правую руку. Ткань поддавалась со звонким треском, хрустели, крошась, слои фиксирующего раствора, глухо ударились об пол деревяшки. Когда рука полностью освободилась, он осторожно разогнул ее и сделал круговое движение кистью.

— Джи, — прошипел он сквозь стиснутые зубы.

Видимо, все еще осталась застарелая боль. Плечо опоясывал глубокий, кривой шрам, похожий на разряд молнии — единственное напоминание о чудовищной травме. Немного понаслаждавшись движениями руки, эльф проделал все эти действия с правой ногой. Здесь повязок и раствора было потрачено гораздо больше, поэтому эльфу пришлось немного повозиться. Пока он занимался этим, Лиам заносил новые жаровни, раздувал в них угли, а затем с помощью Корлиана установил ванну.

Эридан стянул с торса остатки повязок и порезанную кинжалом рубашку, кинул на пол с пренебрежением на лице:

— Мне нужна новая одежда. Эта так пропахла лекарствами и потом, что ее можно только сжечь. Неси большой кусок мыла и что-нибудь выпить.

Денщик поклонился, сонно протерев глаза, и отбыл выполнять поручения.

Пока Лиам исполнял приказ, эльф, наконец, освободил и ногу. Бедро опоясывал аналогичный плечу шрам, разве что еще глубже. Срезав остатки штанины, чтобы не мешала, паладин осторожно сделал несколько шагов. Кьяра не заметила ни единого признака хромоты. Эльф прыгнул, пробежался вокруг стола, присел. Распрямившись, снова болезненно поморщился, но глаза просияли лихорадочным довольным блеском. Любопытствующего лица Кьяры он попросту не заметил, был поглощен ощущениями собственного тела. Движения пьянили, и даже ноющая боль в торсе, спине, мышцах поврежденных конечностей была сейчас сладкой. Он мог ходить, мог поднять меч и перестал быть, наконец, беспомощным пленником собственного тела. Его лихорадило от ощущения собственной силы, хоть он и был изголодавшимся и болезненно ослабшим после реабилитации.