— Ну не скажите, стишок про Оберона я до сих пор помню!

Каленгил принялся напевать что-то.

— Прекрати! — фыркнул Эридан.

— Ах, мой господин слаб в пении и стихах, — начал картинно сокрушаться зеленый. — Вероятно, он слаб и в танцах. Как время изменило его! Какая потеря!

— Заткнись, Гил! — фыркнул белобрысый.

Немного помолчав, он сказал:

— Хотя… Почему бы и нет? Боюсь только, мой общий язык не так уж и хорош, судя по тому, что меня не всегда понимают с первого раза и и перечат моим приказам.

Последнее он сказал с беззлобной язвительностью, и Кьяра скорчила ему вредную мордочку. Тот, хмыкнув в ответ, немного помолчали начал напевать сначала на эльфийском, а затем на общем:.

Пел он лучше, чем Каленгил, низким, объемным голосом, с небольшой ноткой грусти.

— Кажется так? — спросил он, когда закончил исполнение. — Смысл песни, вроде, передал.

— Красивая песня, — сказала Кьяра.

— Что-то вы и от себя добавили, — заметил гвардеец.

— Добавил, — согласился паладин, — но это не так уж и важно, верно? Эта песня согрела меня тогда.

— Пожалуй, — задумчиво сказала тифлингесса. — Мне в свое время дудочка и Мыша тоже помогали скоротать время.

— Коротать время перед битвой всегда тяжело, — подхватил ее мысль Эридан. — Тогда у меня не было никаких сил. Только меч, доспехи… Немного удачи. Теперь я возрождаю усопших и вспоминаю, как раньше все было понятно и просто.

Тон его голоса был задумчивым и немного грустным. Кажется, на несколько мгновений он погрузился в воспоминания. Девушке, не видя его лица, только и оставалось, что гадать по тону голоса.

— А куда, кстати, девалась твоя мышь? — спросил он вдруг.

— Осталась на Фаеруне, не хотела её сюда брать, — вздохнула девушка. — Если вернусь, она меня найдёт.