Девушка почувствовала, что, кажется, проспала слишком долго. Раньше она вставала гораздо раньше утреннего обхода и перевязки.

— Подождите, — услышала она голос Эридана.

С ее глаз сняли повязку и нанесли какую-то новую мазь. Она отличалась по консистенции и запаху, была более плотной, словно масло, и пахла кровью, животным жиром, тухлятиной и какой-то химической горечью. Глаза сразу же стало щипать.

— Жжет, — пожаловалась она.

— Сильно?

— Неприятно.

— Зариллон предупреждал, что такое возможно, — объяснил паладин. — Скажи, если станет нестерпимо.

Девушка согласно кивнула. Послышался крик Каленгила:

— Вы мне кислоту в глаза втираете?

Дождавшись, когда закончат перевязку, девушка шикнула на зеленого:

— Не притворяйся, не так уж и больно. Или ты такой чувствительный?

Ненадолго замолчав, гвардеец произнес плаксивым голосом:

— Да, мамочка, пожалей меня.

Эридан издал отчетливый смешок.

— Иди сюда, пожалею, — произнесла тифлингесса нехорошим тоном, — только потом не жалуйся.

Повисло двухсекундное молчание, после которого зеленый спросил с наигранным страхом:

— Господин, она достала нож?

— Успокойтесь, — фыркнул паладин, — если вас это обрадует, то все мы намазались этой мазью. Теперь мы все пахнем мертвечиной. На нее вся надежда. Зариллон говорит, что первым делом устранит нашу заразность, а затем и саму болезнь.

После перевязки выдали завтрак. Поев, Кьяра немного прошлась вокруг своей койки, разминая конечности. Находившись, прилегла плести узлы на веревке, тренируя ловкость рук. Каленгил мурлыкал песенки. Эридан, судя по звукам, наматывал круги по лазарету, периодически откликаясь на зов медиков. Кажется, он стал своего рода помощником лекарей, но не противился этому. Наоборот, он был жутко рад возможности быть при деле.

— Еще немного, и я покроюсь мхом, — пожаловался Каленгил.