Бойня, будет бойня!

Господи, что же вы делаете? Женщины, дети! Неужто вы готовы помереть за крики сумасшедшей бабы!

– Маша!

Что мне делать?! Ангел должен кричать…

– Остановитесь! – что было сил, заорала я. – Люди! Опомнитесь!

В мой локоть впилась рука. Я моргнула, вглядываясь в искаженное злобой лицо. Мужское ли, женское?

– Убийцы! Защищаешь их, барынька? А сама-то ты не такая же? А сама-то ты, кто?!

Я оглохла, и от гнилого дыхания к горлу снова подступила тошнота. Меня потащили вперед.

– Очиститесь! – услышала я полный ярости крик и увидела её – Благую Зинаиду.      

– Ну, говори! – хохотнув, приказали мне и швырнули под ноги пророку.

Я пошатнулась, в глазах потемнело, и я упала, рассадив ладони об острые камни. Стало тихо, или то играло со мной шутки восприятие. Грязные растоптанные женские туфли оказались у моего лица.

– Как смеешь ты вставать на пути пророка! – заорала Зинаида.

Будто грязного пса, она пнула меня в плечо, люди рядом радостно заулюлюкали.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Ты, всю жизнь жирующая за счет несчастного народа?!

Я привстала на локтях и, сощурившись, окинула толпу рассеянным взглядом. Злая, яростная, веселая – она ждала. Ждала, что прикажет ей Зинаида. И у ног её, в пыли, под алчущими до крови взглядами ждал приговора давно разбившийся о землю ангел.  

– С нами господь! С нами ангел! – воскликнула она.

Я мотнула головой, подымая глаза на пророка. Она возвела очи к ангелу на шпиле собора, осенив себя крестом, бросила на меня полный ярости взгляд – и замерла, затряслась, выпучив блеклые глаза, руками схватилась за горло.

– Ангел… – захрипела она, изо рта её пошла пена.

– Да, – рассмеялась я безумным смехом. – Я с вами! Дай же мне руку, Благая! – приказала я, вставая.

Она заскулила, отшатнулась от меня, закрывая лицо локтем.