А Эвион, стирая с лица оставшиеся капли воды, вдруг понял, что Айола вновь вышла с ним на контакт. Счастливый парень, сияя от радости, снял талисман и прижал его к щеке, наполняясь теплом и несгораемой надеждой.

Глава тридцать шестая

Глава тридцать шестая

Барсук, курицы и деревня

Ускорили шаг. Лес оказался не таким длинным, как предполагали друзья. Разномастные раскидистые деревья перемешивались с редкими узколистными растениями; душистые цветы, которых не видно из-за крупных листьев подорожника и папоротника, развалившихся на траве, наводняли воздух тончайшими струйками ароматов.

И вот впереди за деревьями показалась избушка. В её окнах ещё горел яркий жёлтый свет лампы, настоящей лампы, по которому так скучали друзья. От деревянного ухоженного домика повеяло умиротворением и сельской жизнью. Чем ближе друзья подходили, тем лучше видели очертания прислонённых к деревянной стене железных вил, самодельную скамейку под окном, сорняки, с которыми хозяевам надоело сражаться и их оставили украшать стену. На окно сверху спускался плющ.

С другой стороны домика, которая не просматривалась из леса, тянулась сельская улочка. Посыпанная песком и мелкими камушками дорога уходила к другим домикам.

Изнутри домика слышалась ругань людей на повышенных нотах. Спорили баба и мужик. Баба имела характерный полный голос, подобный гудку паровоза; мужичок только огрызался, словно кот, нализавшийся валерьянки и облитый водой.

– Размечталась, курица! Забыла с кем говоришь? Ща как тяпну за ла – апу! – протягивал мужик.

– Чё – чё!? А зуб последний потерять не боишься, старый хрыч!? – внушительно голосила баба. – Я те ща клювом да в темя!

– Но – но! Поговори мне ещё… – пробубнил дед, растеряв запас скудных аргументов. – Дура!

– Сам дурак! Иди давай, и чтоб без моих бус не возвращался, алкоголик!

– Наседка!

Хлопнула дверь домика, и в окне, которое уже видели друзья, засуетилась огромная румяная бабёнка лет 50-ти, с пухлыми щеками, откормленная с детства, в давно вышедшем из столичной и только входившем в сельскую моду кокошнике и зелёном сарафане на белую рубаху. Бабёнка подошла к окну, взяла с подоконника зеркальце в красной пластмассовой раме и, заметив в лесу движение, резко опустила его. Поставив над глазами пухленькие ладошки, она всматривалась, кто там идёт, потом охнула и поспешила открыть окно.

– Ой ты… Какие молодцы! А девчушка какая! Не наши… Ай, нет у нас таких! Вы откудова? – баба просияла и тут же помолодела лет на 20. Она кокетливо улыбнулась и, перекинув через плечо толстую, шириной с руку, русую косу, стала её теребить.