Тысячелетия мировой истории воплотились в одном человеке — невероятно, невозможно, немыслимо! Я не знала, верить ли его словам и картинам, которые он разворачивал перед нами силой своего разума. Слишком глубокая пропасть времён, слишком много событий и потрясений — моё чувство правды отказывало. Если оно вообще у меня было. Но какая теперь разница? Он показался нам. Значит, мы всё равно что мертвы.

Фалько встал на ноги уверенно и плавно, и меня поднял, как на буксире. Странно было видеть, что за эти тысячи лет внутри корабля-глыбы ничего не изменилось, и сам Эолас-на-фола не изменился, и всё так же сидел на своём стульчике, откинувшись спиной внутрь раскрытой капсулы. Это в такие, как в гробы, ложились кровососы из старинных легенд?

На самом деле прошло, конечно, не больше получаса. В голове была каша, и бухала, билась боль, уже не такая сильная, но не проходящая, а потому изматывающая. Я вспомнила последние слова вампира и спросила:

— А мои настоящие родители? Это был несчастный случай?

В его взгляде взблеснула тусклая свинцовая искра.

— Сама как думаешь?

Нет. Конечно, нет. Он убил их.

— Но почему? Чем они вам помешали?

Вампир брезгливо дёрнул ртом:

— Сбежать хотели. Поселиться в тихом захолустье, прожить обычную жизнь, вырастить обычную дочь. Их можно было принудить, но нельзя — переубедить. Лишние хлопоты. А Войли воспитали тебя такой, как нужно.

Не знаю, откуда взялось это видение. Должно быть, вампир послал. Я же не могу помнить?.. Маленький ветхий дом на отшибе, в заросшем саду. Грозовая ночь с молниями и ливнем. Сорванные замки. Тёмные фигуры в дверном проёме. И паромобиль, исчезающий за пеленой дождя. В тот раз убийцы опоздали…

— А… Войли. Что с ними? — слово "родители" я проглотила вместе с чувством, которым оно отозвалось.

— Здоровы и счастливы. Благоденствуют на денежки, которые я им отвалил. Не веришь? Зря. Если убью, скрывать не стану. Но зачем разбрасываться полезным материалом?

— А профессор Барро?

— Этот плюгавый?

И можно ни о чём не спрашивать. Он знал профессора Барро, знал, как тот выглядел, значит, имел к нему интерес. К чему этот интерес привёл, известно.

И всё же я спросила:

— Его-то за что? Что такого он мог мне рассказать?

— Рассказать? — тонкие брови вампира, дрогнув, приподнялись. — Антимажист, апологет человеческой науки, член кружка интеллектуалов-вольнодумцев, разоблачитель грязных тайн Магистериума... Что он знал на самом-то деле?

Коротко лязгнул бульдозер — вампир хохотнул.