И туда же ложатся его пальцы. Такие грубые и нежные одновременно. Большой палец мягко сминает мою нижнюю губу, слегка проникая внутрь. И это прикосновение ломает нас обоих, словно мы уже перешагнули черту.
Мы оба дрожим и вжимаемся друг в друга. Нам надо почувствовать больше. Мы слишком давно прячем чувства и болезненную, невыносимую тягу друг к другу.
– Я хочу быть. Быть иначе…
Я плохо его понимаю. Язык Фрейма заплетается и, кажется, он говорит какую-то чушь. Но все во мне реагирует на него. На голос, запах, тяжесть тела. Он не отпустил меня.
– Проклятая клятва… Мне нужно хоть что-нибудь. Хоть что-то из того, на что я не имею права… Я знаю это… Я просчитался… Во всем. Я думал, что смогу. Но ты… ты, Рид…И я так хочу его убить…
Он шепчет доверительно, словно говорит о ванильном пудинге на завтрак.
– Убить кого? – выдыхаю я.
– Димитрия.
Имя падает во тьму, и тьма наливается, уплотняется, собирается осколками и лезвиями. Они все висят надо мной. Что-то происходит. Прямо сейчас что-то происходит, но я не могу даже обернуться, чтобы посмотреть. Коридор плывет, словно его заполнили туманы этого Королевства.
– Фрейм? Не надо никого убивать.
Почему-то у меня не возникло и тени сомнения, что он может. Что может уничтожить Правителя и Основателя, если не сдержит свою темную сторону. А она точно есть. Иногда я вижу ее.
И я люблю ее.
Она звучит во мне токкатой и незавершенным ре минором, заставляя вибрировать тело и душу.
– Не надо, Фрейм.
– Тогда останови меня, Рид.
И поцеловал. Губы накрыли мой рот – сразу требовательные, горячие. Мужская рука легла на согнутую в колене ногу, коснулась лодыжки. И вверх, вверх, по тому самому чулку. До оголенного бедра. Такое влажное и порочное соприкосновение языков и такое сухое касание поверх невесомой паутины на ногах. Выше и выше. Когда пальцы Фрейма коснулись голой кожи бедра, я вздрогнула. И тут же его поцелуй из жадно-агрессивного стал нежным и чувственным.
– Рид…
Выдох и вдох. Губы в губы.
– Не здесь. – Фрейм встал рывком, пошатнулся и поднял меня. – Боги, не здесь и не так… Надо найти… кровать.
И тут же, противореча своим словам, прижал меня к стене, снова и снова погружаясь языком в мой рот, дергая платье, которое действительно трещало под его руками. И мне совсем не было жаль королевского наряда.