– Выглядишь потрясающе, Эндрю.

Джулиан повернулся. Сзади стоял дядюшка Артур. Его потрепанный серый халат был накинут поверх мешковатых джинсов и драной футболки. Щеки покрывала серая щетина.

Джулиан не стал поправлять дядюшку. Он знал, насколько похож на отца в молодости. Возможно, Артуру было легче, когда он представлял, что его брат еще жив. Возможно, увидев племянника в парадной одежде, он вспомнил о тех временах, когда они были молоды и часто посещали шумные вечеринки и веселые танцы. Пока все не обратилось пеплом.

Джулиан знал, что Артур скорбит о брате, просто на свой манер: его тоска скрывалась под магией фэйри и недугом, поразившим его разум. Если бы Артур не был столь поглощен своими исследованиями, о его болезни, скорее всего, узнали бы гораздо раньше, пока он еще жил в Лондонском Институте, – так, по крайней мере, подозревал Джулиан. А еще он подозревал, что дядюшке стало хуже после Темной войны. И все же бывали моменты, когда Артур принимал лекарство, которое приносил ему Малкольм, и ненадолго становился тем Сумеречным охотником, которым был раньше: отважным, сильным и гордым, как Ахилл и Эней.

– Привет, Артур, – сказал Джулс.

Артур кратко кивнул и положил ладонь на грудь Джулиану.

– У меня встреча с Ансельмом Найтшейдом, – сообщил он.

– Хорошо, – ответил Джулиан.

Это и правда было хорошо. Артур и Ансельм дружили и разделяли любовь к классической истории. А все, что занимало Артура, было Джулиану только на руку.

Развернувшись почти по-военному, Артур пересек холл и вошел в Убежище. Дверь за ним закрылась.

В холле раздался смех. Отвернувшись от зеркала, Джулиан увидел Кристину, которая спускалась по лестнице. Ее смуглая кожа сияла на фоне старомодной розовой парчи ее платья. В ушах у нее покачивались длинные золотистые серьги.

За ней шла Эмма. Джулиан заметил ее платье, но не заострил на нем внимание – светлое, цвета слоновой кости, оно парило вокруг нее, как крылья ангела. Подол доходил ей до щиколоток, из-под него выглядывали белые ботинки. Джулиан не сомневался, что за голенища Эмма засунула метательные ножи.

Ее волосы были распущены и струились по спине темными золотистыми волнами. В их движении была такая мягкость, которую Джулиан не смог бы передать никакими красками. Может, только сусальным золотом, если, конечно, писать подобно Климту, но даже тогда рисунок бы проигрывал в сравнении с действительностью.

Эмма сошла с последней ступеньки, и Джулиан понял, что ткань ее платья так светла, что сквозь нее видны контуры ее тела. Сердце его забилось чаще, пульс застучал под манжетами. Костюм вдруг стал ему слишком узок, все тело обдало волной жара.