– Не знаете. – Диана прислонилась к дверному косяку, явно не собираясь ничего больше рассказывать. – Я слышала о Слугах Хранителя. Наверное, не стоит удивляться, что вы решили проследить за ними. Жаль, конечно, что вы мне не сказали, но…

– Вы уже уехали, – объяснил Джулс. Он откинулся на руки, рубашка натянулась у него на груди. Осознание того, как выглядит его тело под тонким хлопком, мешало Эмме сосредоточиться на разговоре. Она отвернулась, презирая себя за эти не поддающиеся контролю мысли. – Но я могу рассказать, что там было.

Джулиан принялся описывать случившееся в театре, а Эмма тихонько встала и вышла из комнаты. Голос Джулиана летел вслед за ней, перечисляя события вечера. Эмма не сомневалась, что Джулс расскажет все именно так, как нужно, и понимала, что ей не стоит волноваться. Но были два человека, с которыми ей срочно хотелось поговорить, и сделать это она могла только в одиночестве.

– Мама, – прошептала Эмма. – Папа. Мне нужна ваша помощь.

Она сняла платье и ботинки и бросила их в угол вместе с оружием. Погода ухудшилась: на Институт то и дело налетали порывы ветра, медные водосточные желоба гремели, стекла дребезжали в рамах. Вдалеке над водой сверкали молнии, и волны в их вспышках казались сделанными из хрусталя. Эмма сидела в пижаме, скрестив ноги, и смотрела в открытую гардеробную.

Постороннему человеку эта гардеробная показалась бы просто мешаниной из фотографий, газетных вырезок и крохотных записок, но для Эммы она была настоящим любовным посланием. Любовным посланием ее родителям, фотография которых висела в самом центре.

На снимке мама улыбалась, а отец смеялся, и солнце блестело в его светлых волосах.

– Я запуталась, – сказала Эмма. – Я начала все это, решив, что есть связь между этими убийствами и тем, что случилось с вами. Но если она и есть, я никак не могу ее нащупать. Ни одна ниточка не ведет к нападению на Институт. Я словно брожу в тумане и не могу ничего разглядеть.

У нее в горле словно что-то застряло. Говорить было больно. Часть ее мечтала выскочить на улицу, под дождь, и почувствовать, как струи омывают ее тело. Пойти или побежать по пляжу, где океан и небо сливались воедино, и кричать, понимая, что эти крики тонут в оглушительном громе.

– Но это не все, – прошептала она. – По-моему, я совершаю ошибку за ошибкой. Как… как Сумеречный охотник. С того самого вечера, когда Джулса ранили, когда я исцелила его, я смотрю на него и чувствую то, чего чувствовать не имею права. Я думаю о нем не так, как можно думать о парабатае. Уверена, он не разделяет моих чувств, но сегодня мы танцевали, и несколько минут я была… счастлива. – Она закрыла глаза. – Любовь ведь должна приносить счастье, да? Она не должна ранить?