Джулиан вздохнул.

– Нельзя ей это пить.

– Почему? – Марк развязал фартук и отложил его в сторону. – Брат мой, я не понимаю, почему ты злишься. Они все живы, разве нет?

– Добиться этого не так уж сложно, – сказал Джулиан. – Если бы я знал, что ты решишь, будто достаточно только сохранить им жизнь…

– Но ты сам так сказал! – воскликнул Марк, сердясь и недоумевая одновременно. – Ты же шутил, говорил, что они сами могут о себе позаботиться…

– Они и могут! – Джулиан встал в полный рост и неожиданно оказался выше Марка, крупнее него, шире в плечах – он выглядел старше старшего брата. – Это ты устроил тут невесть что! Ты – их старший брат. Ты хоть понимаешь, что это значит? Ты должен заботиться о них!

– Джулс, все хорошо, – сказала Ливви. – Мы в порядке.

– В порядке? – переспросил ее Джулс. – Тай сбежал – и я еще поговорю с тобой об этом, Ливия, – проник в дом к Джонни Грачу и приставил нож к горлу его сына; Ливви закрылась в комнате, а Тавви, возможно, теперь на всю жизнь останется в сахаре. А что касается Дрю, ее минут через пять стошнит.

– Вот и нет, – поморщившись, возразила Дрю.

– Я все уберу, – сказал Марк.

– Ты даже не знаешь как!

Джулиан побледнел от ярости. Эмма редко видела его в таком бешенстве.

– Ты, – сказал он, все еще смотря на Марка, – ты ведь заботился о них в детстве. Видимо, ты все забыл. Видимо, ты вообще забыл, как вести себя нормально.

Марк вздрогнул. Тиберий встал из-за стола. Его серые глаза горели на бледном лице. Он без остановки перебирал пальцами. Они порхали, как мотыльки: как эти руки могли держать кинжал, как могли они перерезать кому-нибудь горло?

– Прекратите, – сказал он.

Эмма не знала, обращался он к Джулиану, к Марку или ко всем присутствующим, но Джулиан, услышав его, замер. Ее сердце сжалось, когда она увидела, как он смотрит на своих братьев и сестер. Дрю не двигалась, Тавви вылез из сугроба сахарной пудры и глядел на Джулиана огромными сине-зелеными глазами.

Марк стоял, не шевелясь: его лицо побледнело, на высоких, доставшихся ему от фэйри скулах выступил румянец.

В глазах Блэкторнов, обращенных к Джулиану, была и любовь, и забота, и страх, но Эмма опасалась, что Джулс ничего этого не видит. Вдруг он видит лишь детей, которым он посвятил свою жизнь и которые были счастливы в компании его старшего брата? Вдруг он обводит взглядом эту кухню и вспоминает, как учился убираться, когда ему было двенадцать? Вдруг он вспоминает, как впервые пытался готовить, как начинал с малого – со спагетти с маслом и тостов с сыром? Вдруг он вспоминает миллион сырных сэндвичей и миллион ожогов у себя на руках и запястьях, оставленных плитой и духовкой? Вдруг он вспоминает, как каждые несколько дней выходил на шоссе, чтобы принять доставку продуктов, когда еще не мог водить машину? Как таскал пакеты с едой на высокий холм, где стоял Институт…