Валери помогал в саду и проводил долгие часы в огороде. Как-то Вероника сказала:

– Тебе не надо заниматься этим. Наши садовники вернулись, и остальной персонал тоже.

– Я не люблю праздности, – ответил он. – Мне нравится прикасаться к земле. Я привык работать в саду матери.

Они сидели на террасе, наблюдая за красным диском солнца в сезон уборки урожая, и Вероника мягко спросила:

– Хочешь поговорить о своей матери?

Валери несколько минут смотрел перед собой, прежде чем ответить:

– Я боюсь говорить о ней, Вероника.

Она собиралась спросить почему, но увидела, как он закусил нижнюю губу, и поняла, что он подбирает слова с осторожностью, – так человек с больной ногой ходит, опасаясь наступать на нее, чтобы не вызвать новую боль.

Наконец Валери нерешительно начал:

– После Свитбрайара я отправился к себе домой. Соседи рассказали мне…

Он замолчал, и в темноте Вероника увидела, как заблестели его глаза.

Поскольку он уже не лежал в постели, она прикасалась к нему только во время прогулок. Но теперь она, хотя до конца не была уверена, желанно ли это, обхватила его руку ладонями и так держала. На нее нахлынули воспоминания о ночи перед их расставанием, и так же, как в ту ночь, он повернул руку, и их пальцы переплелись.

Хриплым от боли голосом Валери продолжил:

– Когда я спросил, есть ли вести от моей матери, они ответили, что нет. Мою тетю тоже забрали… – Он больно сжал руку Вероники. – Они были простыми, милыми женщинами, которые любили готовить, петь и смеяться. Они никогда никого не обидели…

Вероника не пыталась подыскать слова утешения. Что она могла сказать? Глубину жестокости и боли, которая постигла его семью, да и весь мир, нельзя измерить словами.

Они сидели рядом, рука в руке, а вокруг сгущалась ночь. Звезды прорезывали темноту, и Веронике казалось, что время разлуки, одиночества и страха рассеялось, как туман, в теплом осеннем воздухе. Она не знала, чувствовал ли Валери, что она сделала, и не узнала об этом, пока они не пообедали, не почитали какое-то время у камина в гостиной и не поднялись по лестнице. Валери по-прежнему пользовался бывшей комнатой лорда Давида. Когда они достигли площадки, где должны были разойтись по своим спальням, он поймал Веронику за руку и развернул к себе лицом.

– Вероника, когда мы прощались, я сказал, что буду любить тебя вечно.

Ее губы раскрылись, а в горле защекотало, словно от взмаха крыльев бабочки. Она посмотрела ему в глаза.

– Валери, я…

Он наклонился еще до того, как Вероника смогла закончить фразу, и поцеловал таким долгим поцелуем, что ей пришлось отстраниться, чтобы перевести дыхание. Потом он мягко прижал ее голову к своей груди. От него чудесно пахло солнцем, сладкой землей и портвейном, который он выпил после обеда.