Со временем эта красота померкнет. Она теперь живет внутри Сифэн, пляшет в ее жилах. Она, по правде говоря, преподнесла госпоже Сунь подарок, ведь та продолжит жить в Сифэн, укрепляя ее могущество. И на свете так много других сердец, которые можно использовать так же, – так много других врагов, которые не умрут впустую, вместо этого они пожертвуют свои сущности, чтобы питать ночь, которая теперь поселилась в ней.

Теперь у нее не было пути назад и не было колебаний.

Мир принадлежал ей.

32

32

Осознание вины. Ненависть к себе. Страх.

Сифэн не испытывала ничего подобного. Проснувшись, она встретила наступающий день с легким сердцем. Она и Вэй были вне опасности, Кан был отомщен, а Императрица избавлена от издевательств. Госпожа Сунь исчезла, а значит, была устранена исходившая от нее угроза.

– Говорят, она наконец исполнила свои многолетние угрозы покинуть его, – сказал ей за завтраком Кан, евший с еще большим воодушевлением, чем обыкновенно. – Она даже не побеспокоилась взять с собой своего драгоценного сыночка.

Сифэн вспомнила маленького мальчика, разглядывающего карту и лепечущего что-то о морских чудищах, и заставила себя забыть про жалость.

– Что станет с ее детьми, если она не вернется?

Евнух пожал плечами:

– Полагаю, их отправят к ее семье.

Этим утром обеденный зал казался еще более шумным, чем обычно. Сифэн смотрела на сплетничающих между собою придворных дам, суетящихся служанок и на бросающих игральные кости евнухов в углу. Жизнь для той женщины закончилась, но для всех остальных, включая ее саму, она продолжалась.

Она не испытывала ни малейших опасений. Никто не знал, что на самом деле произошло, кроме нее, Змеиного Бога и его слуги, который вряд ли заговорит. Ее занимало, кем был этот слуга мрачного божества. Судя по его телосложению, он мог быть воином или стражником. Человеком, который днем, следуя присяге, охранял Императора… а ночью выполнял приказания божества.

– Говорят, его величество допросил всех евнухов и стражей в городе женщин и многих из них выгнал, – сказала Сифэн.

– Его рассердило то, что все они говорили противоречащие друг другу вещи: то ли они видели госпожу Сунь в туннелях, то ли она покидала свои покои, то ли нет. Меня тоже спрашивали, но даже господин Юй поручился за меня, – жизнерадостно добавил Кан. – Я славлюсь своим храпом и, говорят, в ночь, когда исчезла госпожа Сунь, я выводил носом особо впечатляющие рулады.

С этого дня Сифэн стала ощущать себя по-другому. Каждое утро она встречала наступающий день, чувствуя в своих жилах жизненную силу наложницы, готовая завоевывать мир. Ее кожа стала особенно гладкой, черные волосы – необыкновенно густыми и блестящими; придворные дамы и евнухи не могли отвести от нее глаз, восхищенные ее цветущей красотой. К ней часто возвращались раны, и тогда ее щеки горели, как будто с них снова была содрана кожа. Но она напоминала себе, что раны не настоящие, что кровь исчезнет и ее лицо станет, как обычно, безукоризненным.