– Я и не знала, что ты так болеешь за наши отношения.

– Он мой брат. – При этих словах Джулиан неосознанно коснулся лица, словно воссоединяясь с чертами – длинными скулами и ресницами, – что были так похожи на Марка. – Он не… он очень ранимый.

– С ним всё в порядке, – сказала она. – Я тебе обещаю.

– Дело не только в этом. – Джулиан упорно не отводил глаз. – Пока вы были вместе, я, по крайней мере, чувствовал, что ты с кем-то, кто мне небезразличен и кому я могу доверять. Ты любила кого-то, кого и я любил. Есть ли шансы, что это может случиться снова?

– Не знаю я, что еще может случиться, – призналась она. Я знаю, что тебе не о чем беспокоиться. Я не любила Марка. Я никогда не полюблю никого, кроме тебя. – Знаю только, что бывают вещи, над которыми мы властны, а бывают те, над которыми – нет.

– М-м, – протянул он. – Мы же про меня говорим.

Она отвернулась от окна и прижалась спиной к холодному стеклу. Она смотрела в упор на самого Джулиана – не просто на его отражение. И хотя в его лице не было гнева, хотя бы его глаза смотрели открыто и честно. Теперь это был настоящий Джулиан – не притворный.

– То есть ты признаешь, что ты контрол-фрик?

Он улыбнулся – ласковой улыбкой, что запала Эмме прямо в сердце, потому что напомнила ей о Джулиане ее детства. Она была как солнце, как тепло, как море и как песчаный пляж – все слитое воедино и прямым ударом вбитое в сердце.

– Ничего я не признаю.

– Ну и ладно, – сказала она. Эмма знала, что незачем говорить, что она его простила, и знала, что он простил ее; они оба это знали. Вместо этого она уселась напротив и показала на его художественные принадлежности. – Что рисуешь?

Джулиан поднял альбом и развернул, чтобы Эмма могла увидеть его работу – потрясающее изображение каменного моста, который они проехали, в окружении дубов с поникшими от тяжести ветвями.

– Надо тебе меня набросать, – сказала Эмма. Она перепорхнула на свое место и оперлась головой на руку. – Нарисуй меня как одну из этих твоих француженок.

Джулиан ухмыльнулся.

– Ненавижу это кино, – сказал он, – ты же знаешь.

Эмма возмущенно выпрямилась.

– Когда мы первый раз смотрели «Титаник», ты плакал.

– У меня аллергия на пыльцу была, – заявил Джулиан. Он снова углубился в рисование, но на его лице все еще блуждала улыбка. Вот это и есть их с Джулианом суть, подумала Эмма. Все это нежное подшучивание, простое веселье. Оно почти застало ее врасплох. Но именно к нему они всегда возвращались, к уюту их детства – как перелетные птицы раз за разом возвращаются к дому.