– Без комментариев, – заявил Джулиан, намазывая на свой тост арахисовое масло и нутеллу. – У нас есть ответ на наш вопрос. – Он показал Эмме ее собственный телефон. – Инструкция по ловле пикси. От Марка; но на самом деле, наверное, от Кьерана. Так что сначала – завтрак, а потом – охота на пикси.
– Прямо жду не дождусь выследить этих милых крошечных созданий и всыпать им по первое число, – сказала Эмма. – Жду не дождусь.
– Эмма…
– Может, даже бантики им завяжу.
– Нам придется их допросить.
– А можно, я с одним сначала сделаю селфи?
– Эмма, ешь свой тост.
Все отстой, думала Дрю. Она лежала под письменным столом в кабинете, скрестив руки под головой. В метре над ней на дереве было выцарапано послание, поблекшее и размывшееся за много-много лет.
В комнате было тихо, лишь тикали часы. Тишина служила и напоминанием, до чего же ей одиноко, и облегчением. Никто не командовал пойти присмотреть за Тавви и не спрашивал в миллионный раз, не сыграет ли она в демонов и Сумеречных охотников. Никто не приказывал передавать сообщения или таскать туда-сюда бумаги по библиотеке. Никто не перебивал, пропуская мимо ушей ее слова.
Никто не говорил, что она слишком мала. По мнению Дрю, возраст измерялся в зрелости, а не в годах, а она была вполне зрелым человеком. Ей было восемь лет от роду, когда она с мечом в руках защищала колыбель младшего брата. Восемь – когда она видела, как Джулиан убивает тварь с лицом их отца, когда бежала по столице Идриса, рушившегося среди огня и крови.
И она вовсе не испугалась несколько дней назад, когда Ливви рассказала ей, что дядюшка Артур никогда не управлял Институтом; всё это время им управлял Джулиан. Ливви говорила так, словно ничего особенного в этом не было, но умолчала о том обстоятельстве, что Диана и не подумала пригласить Дрю на встречу, на которой, судя по всему, и сообщила эту новость. А что до Ливви, то она, судя по всему, считала, что польза от этой новости только та, что используя чувство вины, можно будет снова загнать Дрю в няньки.
Не то чтобы она терпеть не могла присматривать за Тавви. Совсем наоборот. Но она чувствовала, что заслуживает хоть какого-то признания своих заслуг. Не говоря уж о том, что Дрю пришлось целых два летних месяца терпеть двоюродную бабушку Марджори, которая постоянно называла ее толстой. И Дрю ее не убила – что, по ее собственному мнению, было несокрушимым доказательством зрелости и самоконтроля.
Она посмотрела на свой животик и вздохнула. Дрю никогда не была худой. Большинство Сумеречных охотников было худыми – результат тренировок по четырнадцать часов в сутки, – но она оставалась округлой и мягкой, что бы ни делала. Дрю была мускулистой и сильной, ее ловкое тело выдерживало нагрузки, но понимала – ей никогда не избавиться от бедер, грудей и этой