Ошарашенная Ирена обеими руками судорожно зажимает рот, её ломкие брови трагично вздрагивают. Бэла тоже склоняется над мальчиком, берет его за запястье — взгляд её проясняется, и она смотрит на подругу со слабой ободряющей улыбкой. У той в глазах вспыхивает надежда. Бэла осторожно приподнимает веко потерявшему сознание мальчику. Зрачки сужены. Нахмурившись, она щиплет Тинека за руку — он вздрагивает.

— Vrat ni zlomljen! (Шея не сломана!) — радостным шёпотом восклицает Ирена.

Тем временем инспектор, медленно двигаясь по проходу, минует сидящих на полу женщин и замирает, уставившись на что-то, скрытое за спинкой лавки:

— Hej! Zbežita od tu! (Эй! Быстро отсюда!)

Женщины одновременно вскакивают. Бэла помогает подруге подхватить Тинека на руки. Поддерживая сына под колени и под мышки, Ирена резко поворачивается в сторону боковой двери и сразу же начинает пятиться. От алтаря к ним приближается отец Пельграм. Его лицо, руки, одежда и даже волосы густо залиты свежей кровью. Глаза дико перекатываются, как будто вот-вот выпадут из орбит. Губы преподобного шевелятся, но из них не вылетает ни слова.

Святой отец, неумолимо надвигаясь на опешивших женщин, с непередаваемым ужасом оскаливается, и плечи его начинают трястись. Бэла, сообразив, что взгляд священника устремлен куда-то за их спины, оборачивается. Мелькает чья-то безжизненно распластанная под лавкой фигура. А перед инспектором из сумрака вырастает какая-то сгорбленная спина. Медленно расправляются и разворачиваются перетянутые серыми лоскутами плечи. Длинные русые волосы, короткая русая борода и прозрачные мертвенные глаза.

— Это он! — слишком поздно кричит Бэла, пытаясь протолкнуть вперед Ирену, дорогу которой преграждает шагающий, как зомби, отец Пельграм.

Летит на лавки сбитый мощным ударом инспектор — бесполезный выстрел разрывает воздух и оглушает до звона в ушах. Бледная рука ложится на плечо Бэлы, но та поспешно падает на пол — куртка выскальзывает из костлявых пальцев, и девушка неловко, но довольно быстро уползает под лавки. Ирена всё-таки пробивается через преподобного и, не выпуская из рук сына, несется к чёрному ходу.

Но вампир, очевидно, и не собирается преследовать сбежавшую женщину. На его холодном лице мелькает что-то отдаленно похожее на любопытство. Не обращая внимания на барахтающегося среди разбитых вдребезги лавок инспектора и на бесцельно, как сломанный автомат, бредущего священника, Громов ловит взглядом уползающую Бэлу. Легко, как игрушечные, расшвыривает он в стороны тяжелые деревянные скамьи. А через секунду сгребает в пригоршню своей единственной руки рыжие пряди и рывком поворачивает Бэлу к себе.