На глаза набегают слёзы и грозят пролиться. Ещё до того, как он заканчивает свою речь — не без труда, я уже наклоняюсь к нему и обнимаю. Некрепко, потому что боюсь, что его хрупкие кости сломаются от неосторожного движения. Закрываю глаза и прижимаюсь щекой к его груди, стараясь подавить рыдания. Он поднимает руки и кладёт их мне на спину, обнимая в ответ.

Как давно мы не обнимались? Наверное, с тех пор, как я стал достаточно взрослым, чтобы в одиночку покидать дворец при каждом удобном случае. С тех пор, как я стал непослушным и своенравным, и он начал устало вздыхать каждый раз, когда видел меня, словно не знал, что будет со мной, если я продолжу в том же духе.

— Спасибо, — шепчу хрипло, не поднимая головы. — Спасибо тебе за всё. Я бы не был тем, кто я есть, если бы не ты. Ты… тот, на кого я хотел бы равняться.

Такое ощущение, будто слова обладают целебной силой. Я чувствую огромное облегчение, потому что когда это всё закончится, если я никак не смогу это предотвратить, по крайней мере, это будет хороший конец. Он будет знать то, чего я никогда не говорил ему вслух: что я его очень люблю и восхищаюсь им.

И что я буду сильно по нему скучать.

— Нет, сынок… Ты уже доказал, что ты лучше меня.

От кашля теперь уже трясёт нас обоих. Я должен отстраниться, но торможу, поражённый его мучениями. Я беру его за руку и жду. И молюсь, хотя никогда раньше это не делал. Смотреть на его борьбу за каждый вдох невыносимо. Он вытирает слюну и кровь, надеясь, что я не замечу. Выглядит сильно уставшим, но я не хочу, чтобы он закрывал глаза.

Но даже будучи на пороге смерти он улыбается мне.

— Расскажи ещё об этой девушке, Артмаэль. Расскажи о своих приключениях. Всё, что с тобой было…

Киваю и, снова взяв его за руку, начинаю говорить. Рассказываю, как мы познакомились. И о том, как Хасан превратился в лягушку. Рассказываю о Мерлонском лесе и о других местах, в которых мы побывали. Я рассказываю о Линн так, словно пытаюсь призвать её сюда, и мне даже кажется, что она рядом, хоть и понимаю умом, что это невозможно. Папа закрывает глаза, словно пытается сбежать из этой комнаты, рисуя в голове леса, чудовищ, благодарных крестьян… Башни, которые не похожи на башни, и волшебников, живущих в них, умных, но мрачных, способных видеть больше, чем мы, простые смертные. И пускай его голове мир не такой, каким его видел я. Мир, о котором я рассказываю, немного ярче, чем настоящий. Я не рассказываю отцу всё-всё. Есть моменты, которые только наши, личные — только между мной, Линн и Хасаном. Мы имеем право изменять детали, когда рассказывает другим. Мы имеем право делать нашу легенду немного иной, чуть более подходящей для рассказа. Про опасности, поджидавшие нас в тёмном лесу, и светлые моменты, в которых было меньше страха и грусти.